— О религии позаботимся позже, — совершенно серьезно произнес Мара, подался вперед и, не сводя с меня глаз, спросил: — Так что у нас с Казахстаном? Едем?
Кислый, уже растянувший губы в улыбку, очевидно, в предвкушении должности папы римского в новой религии, враз посерьезнел.
Я смотрел на Мару и думал, что мне стоит сказать «нет» хотя бы для того, чтобы посмотреть на его реакцию. И еще чтобы остаться в привычной и уютной жизни — знакомой, логичной и предсказуемой. В этой комнате с черным и мокрым окном, в этом городе с отсыревшими улицами, подальше от распахнутых просторов казахстанских степей, от плавящих горизонт закатов, от огненных границ Беспредельного, от невозможности одного человека шагнуть в Великое Ничто и от возможности другого прыгнуть туда с головой… от безумной идеи революции духа, сознания и морали… Остаться обычным человеком с его простыми потребностями и мелкими желаниями; рядовым гражданином, который приходит каждый день после работы домой и под бутылку прохладного пива и уверенно растущий животик внимает навязчивому трепу телевизора… которого у меня нет. Остаться в том, из чего Мара так отчаянно хотел нас вырвать… Я медленно отрицательно покачал головой, следя за тем, как застывает лицо Мары, выдержал пару секунд паузы, улыбнулся и сказал:
— Ладно. В конце концов, почему бы и не посмотреть на предгорье Тянь-Шаня.
Мара откинулся на спинку стула. На его губах блуждала улыбка, черты лица расслабились.
— Я знал, что на тебя можно положиться, парень.
— А я? — вдруг подал голос Кислый. — Это!.. Возьмите меня. В Казах… стан!
Наверное, Мара не думал о таком повороте событий. Он некоторое время молча рассматривал Кислого, потом пожал плечами, перевел взгляд на меня, сказал:
— Мне все равно. Если ты не против, пусть едет. Может, сгодится на что-нибудь.
Я тоже внимательно осмотрел Кислого с головы до ног. Наш окосевший товарищ неуверенно сидел на стуле, стакан с портвейном в его руке мелко дрожал, замутненный взгляд больших пьяных глаз проецировал на меня, словно объектив фильмоскопа на экран, одно-единственное слово-молитву: возьмите, возьмите, возьмите!.. Очевидно, понимание, что на несколько дней Кислый останется без своего привычного окружения, вгоняло его в панику. Я подумал, что замечание Мары о возможной пригодности Кислого в нашем путешествии — это нечто больше, чем просто предположение.
— Ладно, пусть едет, — согласился я. Кислый просиял.
Я разлил остатки вина, оглянулся на Мару, спросил как бы невзначай:
