— Даже не знаю, почему я это делаю, — как-то созналась она. — Ты же еще…
Наверное, она хотела сказать «ребенок», но так и не сказала, потому что видела и чувствовала: я был кем угодно, но только не мальчиком. В свои четырнадцать, а потом в пятнадцать, когда наши отношения с Настенькой перешагнули границу последней близости, она ощущала во мне куда больше «взрослости», чем у всего зрелого мужского населения планеты.
Мы встречались с Настей вплоть до моего отбытия в армию, но на этом все и закончилось. Вернувшись, я не очень удивился, узнав о ее замужестве и годовалом сыне. Мы и не обещали любить друг друга вечно. Да и была ли она — любовь?.. Психологию Анастасия Михайловна оставила и никакой работы по исследованию стабильной атараксии не написала. А зря. Возможно, она смогла бы сложить все факты и наблюдения в единую систему и увидеть, как в кипящем бульоне человеческих эмоций, в этом алхимическом вареве выкристаллизовывается самородок неизвестного ранее сплава — совершенно новый психотип. Заметить и забить тревогу.
Злобные обезьяны прошлого
В любом социуме, будь то студенческая компания или рабочий коллектив, Кислый не мог существовать сам по себе. Он нуждался в людях, которые бы служили фильтрующим контуром на его каналах связи «Вселенная-индивид», являлись такой себе антивирусной программой в операционной системе «сознание Кислого», ограждающей своего хозяина от пагубного воздействия вредоносных информационных агентов. Потому что собственного мнения как по ключевым житейским вопросам, так и в проблемах общечеловеческих Кислый не имел. То есть иммунитет к социальным и моральным вирусам у него отсутствовал полностью. А стало быть, ему требовались ориентиры, к которым можно привязать цели своего существования, ему нужен был кто-то, кто мог бы авторитетно заявить: это читать можно и нужно, вот это смотреть категорически запрещается, на этом стоит заострить внимание, а то лучше выкинуть из головы etc. Мир, безумным вихрем круживший вокруг Кислого, был для него невероятно сложен и агрессивен, Кислый не был способен в одиночку ни разобраться в его хитросплетениях, ни противостоять его угрозам.
— Гвоздь, дай почитать что-нибудь.
— Бери.
— У тебя тут сотня книг, что взять-то?
— Да что хочешь, то и бери. Почти в отчаянии:
— Ну скажи, что мне надо?!
— Тебе стоит начать с Незнайки, но у меня его нет. Возьми Кинга, он тоже сказки писал.
Кислый внимательно читал книгу, а потом приходил поговорить со мной о прочитанном. То есть услышать мое мнение, чтобы с ним согласиться.
