Нандо больше ничего не сказал и лёг на кровать. Обрывки мыслей, режущих, точно осколки стекла, проносились в его голове, и из них получалась одна мысль, вернее даже не мысль, а одно конкретное неприятное ощущение, из которого постепенно вырастал образ хищной старухи с отвратительным дыханием и тысячей жадных, алчных рук.
Однажды мальчик уже испытал нечто подобное. Он держал в руках кузнечика, и тот показался ему злым, способным причинить боль. Хрупкое маленькое насекомое ничего не стоило раздавить, но Нандо подумал: всё же это живое существо — и отпустил его, устыдившись своей злости. Теперь слепой находился в руках мегеры, подобно тому кузнечику.
Впервые Нандо по-настоящему понял: старуха ненавидит его, хотя и живёт за его счёт. Для неё он вроде аккордеона — источник дохода, и только.
«Я стою не больше, чем старый аккордеон, башмак или свитер, — размышлял мальчик, — вещь, которой пользуются, а потом выбрасывают, когда она приходит в негодность… Грош мне цена… Собаки, кошки и те видят, могут сопротивляться… Зачем только я живу на свете?!»
Нандо сжимал кулаки; глаза у него горели, но он не плакал: слишком тяжело было у него на душе. Разве не горько мальчику сознавать себя вещью, которая существует лишь как источник дохода!
Когда на следующее утро Казначей, Марко, Джиджино и Джованна пришли к слепому, он сидел с поникшей головой; на коленях у него лежала закрытая книга, а чашка, в которую обычно клали милостыню, валялась под стулом: мальчик бросил её туда с досады.
Едва Нандо почувствовал приближение ребят, он потянулся к ним, как умирающий от жажды тянется к воде. Ребята, сияющие от радости — ведь они шли покупать мяч, — ужаснулись: никогда ещё они не видели Нандо в таком отчаянии.
— Да, да, старуха права: я никчёмный человек и ни на что не гожусь! — воскликнул он, сжимая руку Джованны. — О, я не хочу больше Жить!
Затем мальчик рассказал о ссоре с хозяйкой. Друзья всячески пытались ободрить его, но их усилия были тщетны.
— Нандо, мы ведь твои друзья, мы тебя любим… Не думай больше о старухе… — уговаривали его дети.
Слепой покачал головой.
— Я человек никчёмный, — сказал он, — и живу только тем, что вызываю к себе жалость, и прохожие бросают мне пять лир, как собаке бросают кусок хлеба… Но собаки, по крайней мере, приносят пользу: сторожат дом, охотятся…
Я плохо знаю собак, но скажите, — разве не правда, что они могут приносить пользу?
Дети смотрели друг на друга и не знали что ответить. От их радости не осталось и следа.
