Эрудированные только в области физики адепты открыли рты от моих специальных познаний шире, чем от моей наглости, даже Ренатик разомкнул одеревенелые губы. Шеф набычился, и я понял ошибку в начальных условиях уравнения, за решение которого по молодости и дури взялся, — клиент был трезв более, чем пьян!
Тут в залу мелкими шажками шоколадницы вплывает шефиня Надюша с расписным подносом, заставленным чашечками мейсенского фарфора, и принимает посильное участие в комедии:
— А вот и чай, дорогие гости! Володенька, вы с чем предпочитаете — с лимоном или с вареньем?
— С коньяком кизлярским, если можно! — подсказывая Ренату неминуемо близкий финал, вежливо говорю я.
И тут сказал Учитель:
— Все! Ренат остается, а мы со старшим инженером на минутку уединимся!
В прихожей шеф лично вручил мне в руки грязные туфли, открыл входную (выходную!) дверь и, настойчиво выталкивая искателя приключений наружу в одних носках, промычал:
— Если я эту твою цыганочку с выходом, паче чаянья, за делами не забуду, завтра же тебя уволю как пить дать!
Через пять минут к лавочке в темном дворе, где в ожидании финала ждал я незадачливого компаньона, выкатился с ботинками в руках взъерошенный Ренат.
— Ну, что? — с несбыточной надеждой спросил я.
— Шеф меня уволил!
— А дальше?
— А дальше сказал: «Ну что, Ренат, не выпить ли нам на посошок?» И хлопнул стакан водки!
Я понял, что мое научное и Ренатово административное будущее небезнадежно — шеф прямой дорогой пошел в спасительный запой!
СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО
Каждый советский человек мог и умел быть свободным. Особенно в отпуске. А если ты его проводишь на московском международном кинофестивале, естественное чувство внутренней свободы неестественно обостряется сладкими картинками внешней. Сидишь в темном зале и, пока не включат свет, упиваешься борьбой за права человека на широком экране и другими гуманитарными ценностями от ретроспективного Феллини до перспективного Формана. С буфетом.
А потом спускаешься с Пушки по Пешке в Елисеевский гастроном для покупки какого-нибудь экзотического напитка с Острова свободы. Рома «Гавана клаб», к примеру. И здесь же, не отходя от прилавка, встречаешь Мишку Пахтера — заядлого картежника и шахматиста на деньги, моего старшего одношкольника, с которым не виделись сто лет, и помнишь о нем только то, что жили в одном доме и у мамы его было необычайно красивое имя, ни до нее, ни после мне не встречавшееся: Чара!
(Хотя вру: был потом такой банк элитный «Чара», нахлобучивший на зеленые миллионы всю московскую попсовую тусовку, а в рублевом эквиваленте и их покровителей — ментов и прокуроров.)
