Встретив на улице безденежного Яка, я зашел с ним в заплеванное кафе «Огонек», бывшее «Автомат» разливанного вина, попить пивка и покушать. Тяжелый портфель я сдал гардеробщику без номерка по причине отсутствия в заведении других клиентов. Каково же было мое удивление, когда по выходе наглый стражник заявил, что никто и никакого портфеля ему не сдавал, а если сдавал, то где номерок?
Я обратился к заведующему — толстому еврею с троцкистской фамилией Бронштейн, указав ему на неправильность кадровой политики — брать в гардеробщики клептомана.
— Ты брал номерок? — уточнил троцкист.
— Нет, — ответил я, объясняя смягчающие обстоятельства.
— Ну и иди на хуй! — попытался в доходчивой форме завершить инцидент трактирщик.
— Тогда я подам иск на ваше кафе в народный суд!
— Слушай, пацан, ты мне нравишься, — восхитился корчмарь. — Если ты суд выиграешь, накрою стол на троих: на тебя, твоего дружка костлявого и на меня. Отпразднуем победу юных пионеров над общепитом. Валите отсюда подобру, я слово держу!
Моя заинтересованность удвоилась, и я составил гражданский иск, в котором убавил содержание портфеля на карты и презервативы, добавив кое-что из носильного белья и кошелька с повышенной стипендией. Всего на сумму двести рублей с копейками. Независимая торговая экспертиза убавила сумму иска на двадцать пять процентов за счет износа, походя определив износ моей стипендии в десять рублей. Я не стал спорить, боясь более существенных разоблачений.
Без единственного свидетеля обвинения процесс я проигрывал. Потому, купив авоську жигулевского пива, отправился в КПЗ. Там за ее содержимое и под честное комсомольское слово я забрал расконвоированного Яка до конца вертухайской смены.
На суде я произнес пламенную речь в защиту бездомных студентов от зажравшихся на усушке и утруске торгашей, указывая пальцем на надбрючную часть солидного Бронштейна. Общественный защитник, староста нашей группы, подтвердил, что я отличник учебы и активный участник художественной самодеятельности. Як начал свое процессуальное выступление со слов:
— Граждане судьи! По закону и совести я уже опаздываю в одно присутственное место, поэтому позвольте мне быть кратким. Я родом из деревни, и у нас таких толстых жидов батогами бьют. Сволочь, отдай деньги!
— Что вы, товарищ Яковлев, подразумеваете под словом «жиды»? — уточнил судья.
— Вот таких как Бронштейн, а не по национальности, — исправил ксенофобскую двусмысленность торопливый свидетель обвинения.
