Hohmo sapiens. Записки пьющего провинциала | страница 120



Знаете, почему цапля на одной ноге стоит? А потому, что если и ее подогнет, то в болото свалится! Так и рухнула, давясь от хохота, с балясины в толпу моя одноногая цапля с «Зенитом» в руках. Потому и получился последний архивный фотокадр прицельного пометометания смазанным. А я по молодой несдержанности заржал до упаду в прямом смысле слова и очутился задом вверх среди аналогично расположенных прихожан и им сочувствующих. Как Дима Трубецков на комсомольском съезде. Оглушенные регламентированным малиновым звоном со всех колоколен, коленопреклоненные делегаты православного съезда точно так же не обратили никакого внимания на мое грехопадение — мало ли на папертях юродивых!

А черный монах, который сзади в дверях часов ни стоял, все видел, в серебряном кувшине водицы (упаси, Господи, не святой ли?) мне подал для омовения и говорит:

— Нехристь, что ли?

— Даже еврей, — отвечаю.

— Это Господь наш всемилостивый душу твою заблудшую с небес благословил. Креститься тебе надобно, сын мой, после святаго знамения.

И я бы, ей-Богу, крестился, но больно очередь большая была и очень жрать хотелось. И мы с охромевшим коллегой Соколовым, дружно облизываясь, продолжили атеистическое путешествие к бесплатному братову огороду.

ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ, ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ

В пору моей молодости ходил в университете такой дискриминационный анекдот: «В мясном отделе гастронома на прилавке лежат мозги двух сортов: математика по три рубля и историка по тридцать три рубля кило. С виду — одинаковые. Покупатель интересуется, почему такая разница. Продавец поясняет, сколько голов историков надо забить, чтобы этот килограмм наковырять».

Почему на этом прилавке не было мозгов политехников, я понял только тогда, когда начал с ними работать.

Мой старший товарищ по пьянкам и гулянкам, сам профессор и сын профессора Алик Кац (не путать с другими носителями этой самой распространенной после Иванова-Петрова-Сидорова фамилии в г. Саратове) по итогам добытой мною в боях ученой степени пригласил молодого кандидата наук доцентом на свою кафедру в Политехнический институт.

Предложение было заманчивым по двум причинам: значительное повышение в зарплате — раз и еще более значительное ее повышение на сказочных условиях — два. Кац чужими, то бишь государственными деньгами платит мне столько и еще полстолька за научную работу, в которой я не буду принимать никакого участия!

Принципиальный отказ от университетского правила работать головой на оборону за гроши вовсе не был проявлением моего пацифизма или тайного служения мировой закулисе, а следовал из полного и окончательного разочарования в надобности этого занятия.