Может, именно поэтому я все сильнее тоскую по ольшанику. Мама где-то там. Ее душа витает между деревьями, кружит над омутом. Я не могу перестать думать об этом. Неужели Человек с карманным фонариком помешает мне? Проходит несколько дней. От Ани Скууг ничего не слышно. Да я и не ждал, что она как-нибудь проявит себя. Нейрохирург все-таки не настолько сумасшедший, чтобы слоняться по долине в дневное время, выслеживая возможных преступников вместо того, чтобы оперировать больных.
Гордость. Она мне досталась в наследство от мамы. Я не могу удержаться от искушения.
И снова иду в ольшаник. Однажды утром, за несколько дней до финала. Левая рука у меня еще побаливает. Шопен для меня трудноват. Я по-прежнему уповаю на «Лунный свет» Дебюсси.
Внизу, в ольшанике, никого. Только я, парочка сорок и несколько черных дроздов. И еще шум водопада. Я сижу там, среди деревьев, и надеюсь, что Аня выйдет ко мне из тумана. Почему бы ей не прийти сюда?
Я жду. Во мне тлеет слепая надежда, характерная только для влюбленных. Думаю, Аня все-таки поняла, что в тот вечер в ольшанике был я.
Но ее нет. Я все еще сижу там. Мне холодно. В ушах у меня звучит Барток. Концерт для оркестра. Выразительный, даже ироничный, и вместе с тем бессердечный. У мамы было особое чувство к Бартоку. Но сейчас мне это не поможет. Я сижу в ольшанике, и у меня в голове звучит оркестр, но я не понимаю, что мне с этим делать. Окончательно сбитый с толку, я через несколько часов возвращаюсь к виллам. Не успев свернуть на Мелумвейен, я встречаю Аню. Она идет от трамвайной остановки по направлению к дому.
— Привет! — говорю я как можно спокойнее.
— Привет! — отвечает она, и не похоже, чтобы мое появление ее как-то смутило. Я сразу понимаю, что мои цветы до нее не дошли. И в растерянности останавливаюсь. Должно быть, она это заметила.
— Как поживаешь? — спрашивает она.
— Средне. Мучаюсь с левой рукой. А ты?
— Я наслаждаюсь. Когда на душе невесело, на фортепиано не играют.
Она произносит это так равнодушно, так наивно и доверчиво. Я не знаю, куда спрятать глаза. Сейчас или никогда!
— Ты получила цветы? — спрашиваю я.
— Какие цветы? — Она почти испуганно смотрит на меня. Я только теперь вижу, какая она бледная.
— Я послал тебе несколько роз. Хотел поблагодарить за тот раз, когда ты задержала трамвай.
Она закатывает глаза. Ей это идет. Она словно не понимает, что это всем заметно.
— Да забудь ты об этом. — Ее слова звучат почти нравоучительно. — Естественно, что в таком случае надо помогать друг другу. — Ее снова охватывает смущение. Она наверняка думает о розах.
