И, не слушая моего ответа на свой вопрос, вешает трубку.
Я, потрясенный, сижу у телефонного столика дома на Мелумвейен. Кто он? Что он себе позволяет? Щеки у меня горят, словно от удара. Я весь красный, не столько от стыда, сколько от гнева. Он лишил меня способности действовать. Но так ли это? Может, и мама была лишена способности действовать?
Мне от мамы досталось небольшое наследство. Некая сумма, которую я должен потратить на получение образования.
Я звоню в цветочный магазин.
— Слушаю?
— Я хочу послать цветы Ане Скууг, — говорю я.
— В каком виде? Букет?
— Да, букет красных роз.
— Пожалуйста, какие должны быть розы?
— Самые лучшие, — отвечаю я. — И дорогие.
— Так все просят.
— На этот раз все очень серьезно, — говорю я. — Двенадцать роз. Это хорошее число. Правда?
У хозяйки магазина нет желания углубляться в беседу со мной. Она только спрашивает:
— Что написать на карточке?
— Ане с искренним уважением и благодарностью от Акселя с Мелумвейен.
— И все? — Голос звучит скептически. — Аксель с Мелумвейен?
— Этого достаточно, — говорю я.
— Ну и молодежь пошла в наши дни, — бормочет она.
Что мною движет? Много лет спустя я буду удивляться, чем была вызвана эта моя одержимость, мой интерес к Ане Скууг. Может, я необъяснимым образом чувствовал, что она моя соперница? Я не мог смириться с тем, что в нашей музыкальной среде все эти годы ничего не знали о ней, что она тоже сидела и упражнялась на фортепиано, и никто из нас даже не подозревал об этом. Ведь нас было совсем немного. Было что-то зловещее в том, что я, давно зная, кто она, не знал самого главного — она хочет стать выдающейся пианисткой. Но, в таком случае, откуда она черпала вдохновение? Выходит, пока мы все покупали входные билеты на концерты в Аулу и кидались занимать свободные места, как только музыканты начинали настраивать инструменты, пока мы, сидя там, таращились на монументальные произведения Мунка и слушали лучших солистов, Аня сидела дома, на Эльвефарет, или дома у загадочной Сельмы Люнге и по-своему готовилась к конкурсу?
Я послал ей цветы, хотел ближе с нею познакомиться, принять участие в ее жизни и, может быть, заставить ее отца изменить свое негативное отношение ко мне. Этот конкурс неожиданно оказался не таким простым и забавным, как я думал. Мне не хватает маминой силы. Она могла бы дать мне сейчас дельный совет. Даже слабая и пьяная, она могла бы сказать, что мне делать.
Я снова тоскую по ольшанику. Туманный теплый ноябрь, почти без дневного света. Я не имею представления о том, что происходит с другими членами семьи на Мелумвейен, если не считать, что отец надеется продать какой-то доходный дом, а Катрине получила временную работу в приемной Национальной галереи. Вместе с тем она начала играть в гандбол. Это означает, что теперь по вечерам ее нет дома. А мы с отцом смотрим телевизор и делаем вид, что все в порядке, или слушаем мамины старые пластинки, симфонию Брамса. Но нам по-прежнему трудно их слушать. И мы стараемся этого избежать.
