Он в бешенстве обернулся.
— Чтоб им всем подохнуть!
Он знал, что Мария Эухения должна прийти. Знал, что ему придется что-то делать, и сердце его окончательно выбилось из ритма. Думать об этом было неприятно — знать, что, сколько ни забивай себе голову блужданиями по всяческим лабиринтам, он задолго до того, как ляжет спать, встретит Марию Эухению на каком-нибудь перекрестке.
И все же он машинально сделал попытку к бегству.
— Ох, за одну сигарету… пошел бы на край света!
Двадцать тысяч плакатов рекламировали по городу то, чего он жаждал. Отлично причесанный мужчина с идеальными зубами протягивал людям красную ладонь с пачкой, показывая размер ¼ и ¾ — две сигареты, — подобно пушечным дулам, нацеленным на скучающих прохожих.
— …на край света!
Мария Эухения придет в своем белом платье. Но прежде чем покажется ее лицо между двумя скатами черных волос, он настроился отразить атаку. Страх сдавил горло и заставил его прохрипеть:
— Самка!
В отчаянии он взметнул взор вверх, к светящимся буквам, появлявшимся, как нежные пузырьки, одна за другой из черной стены:
ГОНЩИК МАК КОРМИК ПОБИЛ МИРОВОЙ РЕКОРД СКОРОСТИ НА АВТОМОБИЛЕ.
Надежда придала сил выдохнуть с одного раза кольцо дыма, вставить это кольцо в окружающий его пейзаж.
САДИТЕСЬ В АВТОМОБИЛЬ — СЕГОДНЯ БУДЕТЕ В МАЙАМИ.
Струя дыма ловким камуфляжем скрыла корявую кожу стены и расчерченную квадратами землю, и вот тело лежит. В пальцах сигарета, медленно плывущая ниточка дыма говорит о самоубийстве.
СЕГОДНЯ В МАЙАМИ, НА СРЕДНЕЙ СКОРОСТИ.
На золотистом песке, под громкие возгласы, Джек Лиджетт, менеджер, чистит и шлифует блестящие детали двигателя. Автомобиль, носящий имя ловчей птицы, напоминает гигантскую черную саранчу, неутомимо двигая двумя добавочными лапками лоскут для протирки лобового стекла.
Извилистые органные трубы вдоль правого и левого бортов синхронно выдают один за другим по двадцать выхлопов, которые рассеиваются неспешными облачками. Ободья колес на уровне ушей, старт дан. Каждый взрыв отзывается ликованием в его мозгу, скорость пожирает дорогу между двумя колеями, и она превращается в гадюку, которая пляшет у него в животе.
Он видит лицо Мак-Кормика — смуглая кожа обтягивает угловатые кости. Под кожаным шлемом, сквозь странные очки, твердый взгляд мужественных глаз, губы растянуты в едва заметной усмешке, жаждущей все больше километров, они шепчут краткий приказ: «Вперед, вперед».
Суайд склоняется над штурвалом, гонит машину резкими рывками. Гонит, пока воздух не отвердеет, — и вот колеса как бы поплыли, мягко касаясь земли, мгновенно их отталкивающей, как костяной шарик в рулетке. Он гонит, пока не дают себя знать укусы гадюки в животе, тонкой и твердой, как иголка.
