А рядом волновалось и пенилось море, с неожиданной силой поглощая слабые, ничтожные людские голоса, — все это и пробуждало во мне ощущение морского пляжа. И вот, когда солнце начинало нестерпимо жечь плечи и спину, вдруг, откуда ни возьмись, появлялась тень.
— Вы спали?
Я поднимала голову, чтобы поздороваться, к щеке прилипал песок… Вечером, с наступлением сумерек, я неизменно забывала лицо моего соседа по пляжу. И вновь узнавала его утром. Улыбка, удлинявшая разрез его глаз, казалось, вот-вот приоткроет тайну этого странного лица, дав знак, который позволит запомнить его навсегда.
— Ну как самочувствие сегодня?
Я чувствовала себя хорошо, но с его приближением, пожалуй, не так хорошо. Ведь я воспринимала этого мужчину как посланца того мира, воспоминание о котором будило во мне тревогу. Так или иначе, наступал момент, когда этот раскинувшийся рядом со мной на песке мужчина приподнимался, опираясь на локти, и, шевеля в воздухе затекшими ногами, вкрадчиво, с прежней улыбкой, произносил:
— Знаете, что он мне сообщает в сегодняшнем письме?
— Кто, Эдуардо? Каждый день по письму? Иногда мне кажется, вы их выдумываете…
— Не хотите ли взглянуть? Издали, конечно… Ведь они не целиком посвящены вам.
— Нет, даже издали — не хочу. Как еще объяснить, чтобы вы наконец поняли? Я ни о ком ничего не хочу знать. Ни о ком в этом мире — будь то мужчина или женщина. Для меня больше ничего не существует — только я и этот пляж.
— Благодарю.
— И вы для меня сами по себе не существуете — просто часть этого пляжа, и только.
— Ну что ж… Но ему-то почему бы вам не ответить?
— Не могу. Вы же видите: я счастлива. Мне нечего сказать Эдуардо.
Насмешливо улыбнувшись, мужчина замолкал. Но перед тем, как уйти с пляжа, снова возвращался к тому же:
— Конечно, Эдуардо умный человек и все понимает. Но сейчас вам стало лучше. Пора возвращаться. А если вы собираетесь придумывать разные отговорки…
Я махала ему на прощание рукой и снова вытягивалась на песке.
И только однажды утром, когда цветастый тент был установлен раньше обычного, мне случайно открылась тайна молодой женщины в белых шортах. Как всегда, она шла прямо к морю, соединив руки за спиной. Уверенная, что в такое раннее время на пляже никого нет, она отступила от заведенного ритуала: я увидела, как она предоставляет морю возможность ласкать свои ноги, то сгибая, то распрямляя их… Ребенок застыл на четвереньках, в некоей смущенной растерянности, любуясь резкими движениями матери. Я почувствовала морскую природу этих движений — то прерывистых, то скользящих, напоминающих беспорядочное кружение морских раков. Иногда ее ноги замирали в легком изгибе, подобно сверкающим на солнце трепещущим рыбинам, ласково поглаживая воздух легкими прикосновениями. Море, волнуясь, обнимало их, и легкая пена ползла вверх, с шумом рассыпаясь у ее ног — словно стихало хриплое рычание какого-то зверя, который, обнюхав тебя, сразу успокаивается.
