— Я понимаю, но не хочется ломать крышу или трубы в доме, который я сняла лишь на время.
— Ну, могут же ваши слуги подхватить какую-нибудь болезнь... неприятную, но не заразную? — вмешался Холбрук. — Ну, скажем, все скопом съели что-то не то и не могут отойти от уборной?
— Держите себя в руках, Холбрук. Я не собираюсь травить своих людей.
— А как вы относитесь к нашествию крыс? — полюбопытствовал Вир, скорее чтобы развлечь собеседников, чем в качестве предложения.
Леди Кингсли вздрогнула:
— Что вы имеете в виду?
Вир пожал плечами:
— Ну, выпустите в доме пару дюжин крыс. Ваши гости немедленно поднимут неимоверный шум. В то же время крысы не нанесут большого ущерба дому, если, конечно, вы достаточно быстро добудете крысолова.
Холбрук сел.
— Прекрасная идея, мой друг. Я как раз знаю человека, который выращивает мышей и крыс и снабжает ими научные лаборатории.
Это не удивило Вира. У Холбрука были весьма обширные связи.
— Это ужасная идея! — запротестовала леди Кингсли.
— Вовсе не ужасная, — заявил лорд Холбрук. — Идея воистину гениальная. Насколько мне известно, через две недели Дуглас уезжает в Лондон на встречу с адвокатом. Я не ошибся?
— Нет, — сказал Вир.
— Времени достаточно, — улыбнулся Холбрук и снова растянулся на кушетке. — Считайте, что все решено.
Леди Кингсли поморщилась:
— Ненавижу крыс.
— Уверен, что ради королевы и своей страны, — сказал, вставая, Вир, — вы их полюбите.
Холбрук задумчиво постучал пальцем по нижней губе.
— Забавно, что именно сейчас вы упомянули о королеве и стране, милорд. Я как раз получил информацию о шантаже одной особы королевской крови и...
Но Вир уже покинул комнату.
Спустя две недели
Мисс Элиссанда Эджертон стояла перед домом в Хайгейт-Корте. По ее большому черному зонту барабанил дождь. Август, а погода, как в ноябре.
Она улыбнулась стоявшему перед ней человеку:
— Счастливого пути, дядя. — Эдмунд Дуглас одарил племянницу ответной улыбкой — видимость приязни давно уже стала для него игрой.
«В этом доме нельзя кричать, ты поняла, моя дорогая Элиссанда? Взгляни на свою тетю. Она так слаба, что не может даже улыбнуться. Ты хочешь быть такой же, как она?» Даже в шестилетнем возрасте Элиссанда точно знала, что не хочет быть похожей на тетку — бледное, вечно хлюпающее носом создание, больше напоминающее привидение, чем нормального человека. Она не понимала, почему у тети глаза всегда на мокром месте. Но всякий раз, когда по лицу тети Рейчел начинали течь слезы, превращавшиеся в полноводные потоки, или когда дядя Эдмунд обнимал жену за плечи, чтобы проводить в спальню, Элиссанда ускользала из дома и бежала прочь. Ее сердечко гулко колотилось от страха, отвращения и злости, которая жгла ее, как тлеющие угли.
