Человек выдержал два форменных сражения и несколько раз был легко ранен – подбитая тварь, волоча собственные кишки по палубе, подкралась и прокусила ему икру, другая располосовала когтями физиономию.
«Афганка» была превращена ими в сплошные лохмотья, и Володя успел уже пожалеть, что поленился напялить на себя бронежилет.
Спас его кинжал.
«Кольт» в обоих случаях успевал расстрелять свою обойму еще по летящим «обезьянам» и служил в рукопашной чем-то средним между кастетом и дубинкой. И хотя твари на «земле» были не так проворны, как на лету, ростом доходили человеку едва до груди, а сложением напоминали студентов гуманитарных вузов, к концу баталии Володя привязал плот к торчащей из ила коряге и лег без сил, тихо матерясь.
Несколько раз реку посещали летуны покрупнее и пострашнее – словно смерчи, они рушились из-под облаков прямо в воду, через миг взметаясь ввысь в ореоле брызг, неся в когтях то подвернувшуюся игуану, то здоровенную рыбину, то змею толщиной с ногу Тайсона.
Человек едва не поседел, ожидая столь же сокрушительную и молниеносную атаку на свою персону, которой ему нечего было противопоставить, но вскоре решил, что эти птички – узкие специалисты, и их глаза устроены с поправкой на рефракцию воды. Дичь, находящаяся не под водой, их не волнует.
Однажды Володя стал свидетелем события, наглядно подтвердившего, что внешняя схожесть некоторых представителей флоры и фауны с земными аналогами лишь подчеркивает инаковость всего здешнего мира.
Над джунглями на западном берегу послышалось хлопанье крыльев, сравнимое лишь со звуками, услышанными Синдбадом-мореходом при подлете птицы Рух.
Верхушки пальм накренились, примолк птичий гомон и перекликивание какой-то древесной мелочи, и на воду выплыл по воздуху самый натуральный воздушный змей. Три пары кожаных крыльев, растущих из одного корня – сине-зеленого горба у основания шеи, позволили твари зависнуть над заросшим заливом. Внизу, в воде, свешивались толстые у основания и по-крысиному мелкие у когтистых кистей лапы. Чешуйчатая шея раздваивалась, и оба конца реки обозревали две крупные змеиные головы, видимо, создававшие противовес для баланса в полете. Хвостов было аж три, тонких и очень хватких. Зверь, чьи размеры трудно было оценить на таком расстоянии, обвил ближайшие кусты этими хвостами, сложил крылья и обрушился в тину.
Секунда, и появились головы.
Левая шла порожняком, в правой трепыхалась рыбина с изумрудно искрящейся чешуей.
