– На вече, значится.
– Ага! – радостно согласился Рыжик, обходя бастион и пропуская меня вперед. – Пока что без надобности было, но ежели что, мы с них спросим, с самых первых «выползней». А допрежь – их самих, крыс штабных, никому в обиду не дадим. Вот и дошли.
– Кстати, нашего полку прибыло, Богдан Савельевич. Этот вот хмырь – тоже погранец, только беглый. Ушел к контрактникам.
– Привет, Юрген.
Я, признаться, едва не прослезился, признав знакомого. Указанный Богдан оказался упругим, как мячик, низеньким толстячком, румяным, веселым и насквозь штатским на вид. На заставе таких и не сыщешь. А имя Юрген… Наверное, из казахстанских немцев.
– Беглые мы теперь все, – продолжал Богдан.
– Ну вот и славненько, а то я волновался – «выползни», поодиночке качающие права, нам уже не страшны, тусовок и группировок у нас еще нет, придет еще время, а вот такой вот «самостийный» спаянный отряд… – Рыжик запнулся. Но я за него продолжил, усевшись на чурбачок рядом с Юргеном и Богданом, уже не обращая внимания на овчарку:
– Мог быть угрозой нашей молодой государственности? Умники вы. А что – и мог быть. Угрозой.
Очень мне не понравились эти «штабы», «закрытые зоны», «дружины», расстрелы.
– Ну ладно, Рыжик, давай на пост, – сказал Богдан Савельевич и едва не вытолкнул поскучневшего паренька из бастиона – тот явно нацелился послушать что-нибудь о границах, которые остались на замке где-то там, дальше самых дальних звезд.
– На пост, – повторил я, задумчиво глядя вослед удаляющемуся симпатичному, в общем, парню. – Особист ты у нас, Богдан Савельевич.
– Есть немного, – самодовольно ухмыльнулся толстяк и полез во фляжку. – Считай – был. А что, скажешь, бездарно он тебя обрабатывал?
– Да ничего, в принципе. Для джунглей сойдет. Ну, кто первый рассказывать будет?
– Давай ты, – сказал Юрген, отвинчивая горлышко роскошной стеклянной фляги времен Первой мировой, предмет моей зависти по «той» жизни.
Из фляги пахнуло чем надо.
Это был самый настоящий тропический ливень.
Налетел невесть откуда, исхлестав реку крупными каплями, и кончился столь же внезапно, как и возник.
Ветер еще гнал на юг громадные, иссиня-черные тучи, а небо над рекой уже блистало чистотой и глубокой синевой. В темную воду вливались многочисленные грязевые ручейки. Там, где ливень размыл глинистые пласты, они превращались в целые водопады грязи. Берегов все так же, как и утром, не было видно из-за густых мангровых зарослей. Сочно-зеленые, красные, бледно-синие стебли росли с самого речного дна. В полуметре от воды они начинали куститься, а выше был сплошной хаос из лиан, листьев, цветов и сухих бутонов.
