— Ешьте, сделайте милость, — потчевала она гостя.
Его длинные, худые, красные руки поспешно схватили хлеб и поднесли ко рту, но глаза беспокойно бегали, как будто что-то искали на столе.
— Не прогневайтесь, хозяин… но промерз я до костей… Мне бы выпить рюмашечку водочки… водочки… водочки!
Прожорливо жуя хлеб, он снова потер руки с видом веселого шутника.
— Что ж? Это можно, можно! — спокойно молвил хозяин. — Кристина! Подай водку!
Бондарь, оторвавшись от работы, поднял голову, глаза его жадно блеснули. Кристина принесла бутылку и зеленоватую рюмку из толстого стекла, хозяин налил полрюмки и, кивнув гостю, пригубил.
— За ваше здоровье! — сказал он и медленно, чуть не по капле, выпил.
Гость принял полную до краев рюмку трясущейся рукой.
— За ваше счастье! — ответил он и залпом опорожнил изрядную посудину.
Бондарь поглядел на старика и не без робости потянулся к бутылке. Старик молчал. Бондарь выпил и подвинул бутылку брату.
— Пей, Алеша!
— Не хочу, не буду пить, жена не велела! — отказался молодой крестьянин и громко, на всю хату, расхохотался. — Ей-богу, не велела! — продолжал он. — Как пристала ко мне: «Не пей да не пей! Ежели хоть немножко меня любишь, побойся ты бога, не пей! Побожись, что не будешь пить, перед образом побожись!» Ну, вижу, что никак мне не отвязаться от бабы, я и побожился; верно, уж год будет, как я капли в рот не брал. Что, может, я вру, Еленка, а? Может, вру?
Она от всего сердца засмеялась, обнажив мелкие белоснежные зубы, и погладила мужа по лицу.
— Чтоб ты скис, ежели ты пить перестал из-за моей болтовни!.. Сам вырос большой, вот и набрался ума…
Бабка поднялась с бадейки, подошла к столу и уставилась на бутылку.
— Пей! — сказал ей старик.
С рюмкой в руке она поклонилась всем вокруг, выпила и утерла запавший рот рукавом сорочки. Гость глаз не сводил со старухи, словно силился вызвать в памяти ее черты. Вначале он глотал, не жуя, огромные куски, подбирал крошки и горстью ссыпал их в рот, потом, немного утолив голод, стал есть медленнее, но вместе с ощущением сытости возрастало его любопытство, и он все упорнее разглядывал всех и всё. Минутами казалось, что он ищет взглядом кого-то или что-то. Он смотрел на топчан, на печку, затем снова на топчан. Вдруг он обратился к старику:
— А хозяйка ваша жива?
— Давно померла… уже лет десять будет, как померла… — оживленно затараторила бабка, ставшая заметно бодрей после выпитой водки, — она в то самое лето померла, когда меня выгнали из имения… Вот тогда меня Шимон и пустил к себе в хату; пошли ему за это господь всякой удачи… «Поможешь, дескать, Кристине по хозяйству!..»
