Однако неплохо сказано… И я не стала разбираться, говорит он это, чтобы приободрить меня, на самом деле он меня любит или ему только кажется, что любит, поскольку это совершенно, совершенно было не важно. Он – мужчина моей жизни, моей будущей жизни, и я ему безгранично верю и знаю, что все происходит не просто так, я буду ждать его и скучать, да и вообще…
– Тося сейчас действительно в стрессовом состоянии, – напомнил мне Адам. – Побереги ее и себя.
Я не могла избавиться от ощущения, что мы расстаемся с ним навеки.
Гжесик позвонил в калитку без пятнадцати семь.
– Решил приехать пораньше, не угадаешь, что там будет на дороге. О, да ты киснешь? – Он взглянул на меня и отхлебнул чаю. – Сладкий! Фу, гадость! И это весь багаж, который ты берешь в свою эмиграцию? – Гжесик весело расхохотался, а у меня сердце подпрыгнуло до плеча и замерло там ненадолго. – Штаты!.. Эх, елки-палки, я бы и сам не прочь там расслабиться… а уж эти негритяночки, мулаточки…
– Заткнись! – любезно попросила я.
Адась погладил кошачьи клубочки, потрепал за ухо Бориса, который, видимо, счел уместным выползти из теплой кровати в столь важный момент, и мы поехали в аэропорт.
Итак, в то октябрьское утро я вернулась одна. В дом, в котором уже не было Тоси, потому что она ушла в школу, в дом, в котором не было Адама, потому что он только что улетел в Штаты, в дом, в котором не было кошек, потому что они разбрелись по саду. Но зато на кровати лежал Борис и спал мертвым сном. Я легла рядом с ним (он ни на дюйм не подвинулся) и горько заплакала – перед глазами стоял Голубой, каким я его видела сразу же после таможенного контроля. Он обернулся ко мне, помахал из-за спины таможенника, и до чего ж он был хорош в этом моем-своем свитере, и так он посмотрел на меня издалека, с такой улыбкой, что мне стали не нужны ни заверения, ни знание, ни предположения – я поняла, что я ему дорога, и не имеет значения, как я выгляжу, сколько мне лет, делаю я глупости или нет. Просто я – женщина, которую он любит, и этого вполне достаточно.
Всего только шесть месяцев, а если исключить октябрь, который уже начался, то в общем-то пять, а если не считать и апрель, потому что в апреле он возвращается, то, собственно говоря, нас разделяют четыре месяца. А если мы с Тосей поедем туда в декабре, то декабрь уже не за горами! А два месяца – это всего лишь два раза по четыре недели, а четыре недели можно спокойно пережить. Правда, по моим расчетам получилось, что если он возвращается через четыре недели, то у Тоси выпускные экзамены через восемь, но я слишком устала, чтобы все до конца просчитать.
