Хьюстон, у нас проблема - Катажина Грохоля

© Copyright by Katarzyna Grochola, 2012

© Copyright by Wydawnictwo Literackie, Krakow, 2012

© Тогобецкая М., перевод, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Моему брату Владеку с любовью…

Нужно быть неудачником.

Это значит, что нужно – хотя на самом деле, конечно, совсем не нужно! – быть неудачником, чтобы быть как я.

Черт возьми, люди добрые, – я ведь с самого раннего утра знал, что ничего хорошего сегодня не выйдет! Я предчувствовал это, знал всем своим естеством. Я потому завел сразу два будильника на всякий случай: один – в телефоне, а второй – этот уродский тяжелый – старый будильник, который мне дала мать, потому что «твой отец ведь его так любил!». Аргумент довольно спорный: отец мой любил очень много того, что я не выношу и никогда не смогу полюбить только потому, что – я цитирую: «Твой отец был бы доволен».

Когда я слушаю, каким бы я был фантастическим мужчиной, если бы хоть чуть-чуть, хоть в чем-нибудь был на него похож, мне становится нехорошо. И какое счастье, что я не он, – ведь тогда я бы с двадцати лет пахал как проклятый.

День мне предстоял не из легких: с утра у меня было запланировано первое после очень долгого перерыва собеседование по поводу работы. Точнее – по поводу моего возвращения к моей настоящей работе. В семь утра я должен был приехать в Магдаленку, где меня ждала съемочная группа студии «ВикВива», которая снимает документальный сериал о несовершеннолетних убийцах.

У них все шло прекрасно, но их оператор вдруг взбрыкнул: оказался женщиной, забеременел и родил на два месяца раньше срока.

На мое счастье.

Вот так, с бухты-барахты, они оператора найти не могли, а я, хотя и, правду говоря, камеру в руках не держал уже около двух лет, в смысле – чтобы зарабатывать этим на жизнь, после той дурацкой награды на фестивале, был не беременный. И это оказалось решающим аргументом в пользу моей кандидатуры.

Надо сказать, что тосковать-то по камере я тосковал. Поэтому когда позвонил Толстый и сказал, что у него для меня кое-что есть, я подумал: сейчас или никогда. И это, может быть, знак: что именно в мой день рождения у кого-то под ногами загорелась земля и вдруг обо мне вспомнили.

Я должен был – должен был! – встать в пять тридцать. А это сделать нелегко, если лег спать в час ночи после уродского, чертовски долгого дня, который закончился возлиянием, потому что надо же было с Толстым встретиться и обсудить, что и как, а на сухую мы это делать не привыкли.