Падре Пиньейро (отказавшись скрепя сердце от цветной капусты, которую считал тяжелой для желудка) дал нужные разъяснения. Человек, совершивший благочестивое странствие в святую землю и внесший установленную плату, получает у мраморной плиты гроба господня из рук иерусалимского патриарха полное отпущение грехов.
— И, как я слышал, не только для себя, — прибавил мудрый священник, — но и для кого-нибудь из близких, кто искренне предан господу, но по слабости здоровья не может сам отправиться в столь далекий путь… Уплатив, разумеется, двойную сумму.
— Приведем пример! — вдохновенно загремел доктор Маргариде, изо всех сил хлопнув меня по спине. — Можно получить отпущение грехов для обожаемой тетушки, для ангела-тетушки, для воплощенной добродетели и щедрости!..
— Разумеется, уплатив двойную сумму! — настаивал падре Пиньейро.
Тетя Патросинио молчала. Глаза ее, переходившие со священника на юриста, были странно расширены и блестели от внутреннего волнения; в ней зрела великая мысль; слабый румянец выступил на бескровном лице. Висенсия подала рисовую запеканку. Гости, откушав, вознесли благодарственную молитву.
Вечером, когда я раздевался в своей комнате, мною овладела безнадежная печаль. Никогда тетка не пустит меня в нечестивую страну французов; я навеки заточен в постылом Лиссабоне, где все для меня мука; чем оживленнее улицы, тем мертвее пустыня моего одиночества; чем яснее и прозрачнее летнее небо, тем чернее коварство той, что была для меня звездой и царицей благодати… Сегодня за ужином тетушка держалась даже прямее, чем всегда; она еще крепка, она проживет долго и много-много лет будет владеть зеленым кошельком, недвижимостью и капиталами командора Г. Годиньо… Несчастный я человек! Сколько лет мне еще перебирать нудные четки бок о бок с ненавистной старухой, лобзать в церкви Благодати божией ногу господа, липкую от несметных поцелуев лиссабонского дворянства, таскаться на акафисты, обдирать коленки перед распятием, глядеть на костлявое, изувеченное тело божие? Горькая доля! И вдобавок я лишился единственной награды за тягостное служение Иисусу — сладких объятий Аделии…
Утром, оседлав лошадь и нацепив шпоры, я пошел к тетушке узнать, не будет ли каких благочестивых поручений в церковь св. Роха (был день этого чудотворца). Тетушка в тонкинской шали, небрежно спущенной с плеч, уютно сидела на софе в маленькой гостиной, посвященной достославным деяниям святого Иосифа, и, раскрыв на коленях большую приходо-расходную книгу, внимательно ее изучала. Против нее, заложив за спину руки, молча стоял добряк падре Казимиро и с загадочной улыбкой рассматривал узоры на ковре.
