— Вчера!.. Вчера молодая прима, которую я открыл, пестовал, воспитывал, любил… да, любил! Как отец, как единоутробный брат, как… Она вдруг вчера хлопнула дверью и укатила черт знает с кем черт знает куда. Нет, вы представляете эту смазливую и бездарную сволочь?
— Выход?
— Выход — либо повеситься, либо растить новую подобную дрянь! Боже, как я горюю… по сей день горюю о бывшей моей любимице мадемуазель Бессмертной! Хотя и она тоже была редкой дрянью! Тоже влюбилась в некоего прохвоста и в итоге погубила и себя, и едва ли не театр!.. Вы помните мою ярчайшую Таббу Бессмертную?
— Разумеется помню. Где она сейчас? Какова ее судьба?
— Бог ее знает. Одни сказывают, будто осталась приживалкой в доме княжны Брянской. Другие — будто покинула столицу и проживает в провинции. Третьи же… третьи вообще несут полную чушь. Будто бы мадемуазель решилась покончить с собой… Не знаю, не стану врать.
Икрамов, задумчиво поджав губы, постучал пальцами по столу, поинтересовался:
— А господин… который при входе в театр… Он ведь в прошлом артист?
— Артистишко. Бездарный, никчемный… Это ведь именно он пытался застрелить мадемуазель, за что был осужден на пять лет каторжных работ.
— Он желал застрелить госпожу Бессмертную? — изумился полковник. — По какой причине?
— По причине безответной любви. Среди артистов такое, к несчастью, случается, — развел руками директор.
— И вы взяли его снова в театр?
— Не в театр, а подле театра!.. Пусть гоняет чужих и пугает своих.
— Но ведь он преступник, — глаза полковника слегка налились кровью. — Разве можно ему доверять?
— Во-первых, преступник, отбывший наказание. Во-вторых, я ему ни в коем случае не доверяю. А в-третьих, холуй, до конца дней своих знающий свою вину, — лучший из холуев!
— А он может что-либо знать о госпоже Бессмертной?
— Пока ничего не знает. Но я могу его сориентировать. — Директор закурил ароматную сигару, прищурился от дыма. — Вы ведь пришли в театр именно по этому вопросу?
Гость кивнул.
— И желаете конфиденциальности?
— Мне безразлично.
— Неверно, господин полковник. Конфиденциальность здесь весьма важна. Не думаю, что вам следует в открытую марать свое честное и достойное имя. Вокруг госпожи Бессмертной уйма всевозможных домыслов, и в вашем положении их следовало бы избегать.
Икрамов поднялся.
— Хорошо, я последую вашему совету.
— Разумно. Я же, в свою очередь, обещаю сохранить наш разговор тет-а-тет в тайне и целенаправить господина бывшего артиста на обозначенное задание.
