— Не дойдем, так донесут, — отмахнулся тот и снова поднял рюмку. — Знаешь, за что, Георгий Петрович, давай выпьем?.. Никому не говорил, а тебе решусь.
— Неужели доверяешь?
— Не доверяю. Но больше не могу молчать. Важно хоть кому-то выразиться. Семь лет молчал, некому было сказать. Жена испугается, дети не поймут. А тут ты нарисовался — господин не до конца глупый и не до конца подлый.
— Благодарю за оценку, Егор Никитич.
— Не перебивай… Давай за тоску мою выпьем. Ежечасную. Все эти годы. Ежечасную и постыдную. Когда мордой в подушку, сопли в кулак. Воешь в перо… Чтоб никто не видел и не слышал. Потому что недостойно жил и так же недостойно пытался уйти из этой поганой жизни. Но даже и этого не смог сделать по-людски. Недострелился!.. Понимаешь, какой это стыд? Стыд, растерянность, никчемность. Давай за это.
— Давай.
Выпили.
— Небось сильно шибко пьянствовал все эти годы, Егор Никитич? — спросил Потапов с понимающим смешком.
— А тебе зачем знать? — вскинулся тот.
— Ну как же? Не виделись столько! Какими интересами жил?
Егор Никитич некоторое время смотрел на него. Затем с плохо скрываемым раздражением заметил:
— Ты или глупец, или выпил еще недостаточно. Мы за что только что пили?
— За тоску.
— Ну?
— Но имею я право узнать хотя бы некоторые детали твоей угарной жизни?
— Ты явился вести дознание или просто посидеть по-человечески?
— Конечно по-человечески.
— Вот и сиди.
Потапов взял графинчик, налил Гришину, себе.
— Также хочу произнести тост, — он подцепил студня на вилку, поднял рюмочку. — Судьба редко слепнет так, чтоб на оба глаза. Рано или поздно один глаз да и приоткроется. Вот он и приоткрылся. Ты, Егор Никитич, получаешь шанс, чтобы догнать то, что от тебя убежало. Лишь бы у тебя хватило силы, желания и злости.
— Злости?
— Именно злости. Вцепиться и больше не отпустить.
— Злости у меня теперь хватит. Накопил ее за эти годы.
Снова выпили. Гришин долгое время никак не мог отдышаться, тяжело закашлялся.
Даша поднялась, взяла бутылку, отнесла ее на соседний стол.
— Поставь на место! — потребовал отец.
— Будете пить — уйду.
— Еще одну, и амба. Обещаю.
Девочка вернула бутылку, села рядом на свободный стул и, похоже, отсаживаться не собиралась.
— Так о чем дело? — спросил Егор Никитич гостя.
— О налетах на банки.
— Грабят их, что ли?
— По-черному. С пугающей регулярностью.
— И правильно поступают. А чего их не грабить, ежели деньги они делают с воздуха? — Гришин начинал хмелеть. — Я бы вообще спалил все банки до единого.
