Ближе к центру города на улицах стали попадаться автомобили — ржавые, разбитые, сгоревшие. Прямо на их глазах на перекрестке чадила приземистая легковушка, Лещь опять запаниковал, утверждая, что это сделал не он, и забоялся дальше идти, но потом успокоился, и они вышли на площадь.
Площадь была относительно пуста. Вдоль бордюра ее окружал квадрат фонарей, а около разбитой витрины примыкавшего магазина аккуратными стопками стояли мусорные баки, похожие на гигантские детские формочки. Одна из стопок была рассыпана.
Михаил с удивлением и страхом смотрел на эти руины, обглоданные огнем остатки ларьков, руины руин. Особенно ему были страшны искореженные машины. Он вспомнил, как им в Школе показывали учебный фильм про Ириду. Атомный взрыв. Разрушенный город. Все второкурсники тогда повскакали с мест и стали жадно расспрашивать их любимейшего учителя Тарковского, а потом все долго досматривали конец фильма и никак не могли дождаться. А после всех занятий, поздно вечером, слушали его рассказы, его личные впечатления, ведь он тоже там работал. А в конце Александр Сергеевич почему-то заплакал (это он-то, настоящий звездный волк, увитый славой и боевыми шрамами, на которого молилась вся группа и половина всех выпускников Школы) и сказал: «Не дай бог вам увидеть такое». «Да, мы гордились, — подумал Михаил. — Мы всегда считали, что Искатель — это предел мужества и отваги, где нужен разум и внутренняя сила». Они не поняли Александра Сергеевича. Они стали расспрашивать его, а он им сказал, что принес несколько катушек из личной фильмотеки и желающие могут посмотреть. И он ушел. А они остались смотреть. Они смеялись, с детским восторгом ожидая начала фильма. После второй кассеты все молчали. А после третьей они выключили стереовизор и молча смотрели на темный, во всю стену экран, пораженные. Михаил очень хорошо запомнил этот момент. Саня Дроздов сидел около окна, уткнувшись лицом в сгиб локтя, и делал вид, будто спит. Серега Лебедев, веселый шутник и оптимист, молчал и угрюмо сопел на последнем ряду. Спокойный и невидимый в темноте Нортон размеренно дышал около опущенных жалюзи. Антон Крест (то есть Крестовой) бессмысленно нажимал кнопки на светящем пульте. «Если бы мы знали!»
И вот сейчас, когда столько километров позади, только сейчас Михаил понял, почему тогда заплакал Александр Сергеевич и не остался смотреть катушки. И сейчас захотелось заплакать самому. Сдержался. Выучили. Только в горле противно застрял разбухающий ком — ни туда, ни сюда. Только сейчас понял, почему Тарковский сказал: «Не дай бог вам увидеть такое». А Михаил бы продолжил: «А если увидите, то постарайтесь забыть».
