Если она согласится, что тогда? Оказаться в его объятиях, чтобы в следующую минуту выслушать из его уст приговор?
Нет, нет, и еще раз нет! Больше Роан не желала иметь с ним ничего общего, не хотела волнений, безумных всплесков эмоций, которые доставляют такую невыносимую боль, когда приходится эти эмоции подавлять. А как вести себя естественно, она давным-давно забыла. Любое проявление непосредственности всегда наказывалось ее родителями, которые любили ее за то, что она подчинялась их воле, принимала то, что им казалось правильным, и отрицала то, что они считали порочным. Если же она переступала через их мнение, ее просто игнорировали.
В то короткое лето с Арденом она почувствовала себя раскрепощенной, способной поступать так, как ей самой хотелось. Ее непосредственность принималась им как должное, поощрялась, приветствовалась с радостью. На какое-то время с ним — именно с ним — она стала тем, кем внутренне была и кем так стремилась оставаться. Но за это она заплатила слишком дорогой ценой. А расставание едва ее не погубило.
Сейчас же она позволяла себе эмоции только в тех случаях, когда они могли пойти на пользу дела. Обретение независимости нелегко ей досталось, из-за него она отошла от родителей, отказалась от Ардена. И теперь потерять достигнутое?
Однако иногда закрадывалась предательская мысль: а зачем, собственно, ей это нужно?
— Нет, — повторила она уже более спокойно. — Я ничего не хочу знать, в Лондоне у меня прекрасная жизнь, дело, которое приносит неплохой доход, и вообще, я абсолютно счастлива.
Арден скептически вздернул бровь.
— Неужели?
— Да. И, пожалуйста, Арден, прекрати анализировать мои мысли и поступки! Я уже совсем не та, что была даже неделю назад, что уж говорить о прошлом лете. И это истинная правда. Знаешь, я не могу взять в толк, зачем предлагать, прямо скажем, идиотский эксперимент.
— Да ладно тебе, неужели не понимаешь?
— Нет.
Арден пожал плечами и взял свою чашку кофе.
— Хорошо, я просто полюбопытствовал, вот и все. Трусихой ты никогда не была, насколько я знаю. — В его голосе вновь явственно засквозила насмешка.
— Ты абсолютно прав, я не трусиха, — сказала Роан. — Но существует колоссальная разница между храбростью и сознательным желанием попасть по твоей милости в трясину.
— Какая там трясина? Я же тебе сказал, это обыкновенное человеческое любопытство, не более того. — Откинувшись на спинку стула, он допил кофе, поставил чашку на блюдце и улыбнулся, однако ни дружелюбно расположенным, ни довольным не выглядел. — Я наблюдал за тобой в течение нескольких месяцев и видел, как мужики от одного твоего взгляда падают, словно сбитые кегли, как они готовы лизать тебе пятки, лишь бы добиться твоего расположения.
