— Дело в том, Высокочтимость, что я давно уже все изложил нашим правителям, да, правителям Божией милостью…
— И что же?
— Станционный Граф — одна из немногих опор моей тяжкой старости…
В замешательстве Себастьян начал перебирать свои редкие пряди, вновь подняв облака перхоти. У мертвых растут ногти и волосы, подумал молодой человек, как видно, и перхоть мелется, что мука на мельнице.
— Какая еще опора? Что вы плетете, астральный пустозвон? — Молодой человек не на шутку разозлился.
— Видите ли, я должен был держать его в поле зрения. Сперва они хотели сразу его засадить, а у меня был иной план и свои соображения: понаблюдаем за голубчиком, посмотрим, с кем он общается, прихватить всегда успеем… Ну, и мое предложение одобрили. Теперь я не спускаю с него глаз, регистрирую контакты и… получаю за это вознаграждение, плевое, конечно.
— Вознаграждение!.. Высшая степень подлости! — непроизвольно воскликнул молодой человек, даже бросил взгляд на знакомую нам индейскую булаву, хотя подобное поведение как будто бы находилось в противоречии с логикой после рассуждений о двуличности богов Древнего Рима и Индии.
— Конечно, подлость! — неожиданная поддержка пришла с порога.
От кого же? Разумеется, от Магдалины, дорогой дочери Себастьяна.
— Какая… еще… подлость? — стал запинаться тот.
— А та, что ты еще не помер!
Подобный упрек мог бы прозвучать комично, если бы дело не обстояло столь серьезно.
— Я умер, — покаянно признался Себастьян. — Я не совсем я, а астральный Себастьян Семимортуус Первый…
— Какой еще там астральный?! Может, вроде того Вечного Жида, который и после смерти не находил покоя?
— Да кто ж его знает, — в смятении молвил Себастьян. — А вдруг и правда… Но это ужасно! Хотя… — Его неуверенное "хотя", по-видимому, свидетельствовало о возникшей надежде — а вдруг и впредь удастся продолжать свой бизнес, оказавшись на положении Вечного Жида. И тогда все не так уж скверно…
— У того, кто намерен бродить по свету в виде духа, должна быть душа. А у тебя, паразита, и намека на нее нет! — очень сердито выпалила Магдалина.
— А тут полагали, что вроде бы есть. Я, так сказать, изменился и довольно хорошо стал разбираться во всей этой гармонии. Ну, в равновесии, что существует в мире, — я уж кумекаю в нем. — И Себастьян торжественно провозгласил: — Мир, дорогая моя дочь, весьма даже прекрасная штука! Ты и не подозреваешь, какая прекрасная!
— Ни хрена ты не изменился! Такие, как ты, не меняются. Никакой ты не астральный, просто ты живуч, как угорь, и снова вернулся к жизни, вот и все тут! Хотя ты еще недавно откинул копыта и был мертв, как чурка.
