Моя очень сладкая жизнь, или Марципановый мастер | страница 36
Читателю может показаться даже странным, что я так подробно описываю своего фабриканта деда, а не настоящего отца.
Надо признаться, мой отец, породивший меня, увы, оставался (по меньшей мере, на фотографии) в тени своего отца Георга Фердинанда. Худощавый очкарик, он даже был ниже моей матери. Природа не дала ему внешности руководителя фирмы. Скорее бухгалтера. И к тому же, если вглядеться, у него была заячья губа, которую, правда, кажется, пробовали оперировать. Выходит, что даже развесистое генеалогическое древо помогает далеко не всякому. Странно, что такой неказистый человек вообще мог понравиться моей матери Эльвине. Рядом с моим таллинским отцом, архитектором, которого отныне я должен был считать дядей-отцом, — рядом с мужчиной, который почти ежевечерне ездил верхом в манеже, а по воскресеньям играл в теннис — мой истинный отец был, фи! — плюнуть и растереть…
Так-то оно так, но я, наверное, должен научиться любить и его, потому что если времена вдруг переменятся — ведь говорили, что Трумэн может начать войну с русскими, — тогда мой настоящий отец в один прекрасный день вернется сюда и я, возможно, когда-нибудь унаследую его состояние и титул фон (который, как говорят, остзейские немцы в Эстонии не очень-то любили использовать). И в таком случае будет справедливо и красиво, если я в глубине души все-таки буду любить этого человека — своего отца.
Но стоп! Мой отец бежал за границу… Поэтому, сразу подсказывает мне внутренний голос, такие мысли и чувства надо держать в тайне; а если возможно, то и совсем забыть. Потому что у нас сейчас совсем другие времена и другой государственный строй, чем тот, что был здесь, когда делались эти фотографии. У нас есть наше сплоченное правительство рабочих и крестьян, которым руководят товарищ Сталин и партия коммунистов. Сейчас каждая моя клеточка, пусть даже дворянская, должна прежде всего выучиться любить наше правительство и великую родину. Нужно всем сердцем прочувствовать красоту и глубину песни "Широка страна моя родная!", как наставляла нас в школе наша учительница пения… И, если вдуматься, она права. Знаменитые дедушки уж никак не научат нас любить эту песню. Но что-то во мне, очень-очень глубоко, все-таки осознавало, что даже мой дедушка Георг Фердинанд, которому наш нынешний строй должен был быть очень не по душе, в ответ на эту мою мысль мудро улыбнется с пониманием и одобрением: шустрый парнишка, из него выйдет толк, по-любому… При любом строе.