— Мисс Лед не позволяет нам читать газеты. Я узнала из писем. Хотя в письмах не было подробностей. Мне сообщили, что это было так ужасно, что описывать нельзя. Бедный убитый джентльмен…
Франсина пришла в искреннее негодование.
— Джентльмен! — воскликнула она. — Какой ужас!
— Бедняжка был приезжий, — продолжала Сесилия, — и полиция никак не могла узнать причину убийства. Бумажник его пропал; но часы и перстень были найдены на теле. Я помню метку на его белье, потому что начальные буквы его имени такие же, как у моей матери до ее замужества «Д. Б.». Вот все что я знаю об этом, Франсина.
— Наверное, вы знаете, нашли ли убийцу?
— Правительство предложило награду, из Лондона прислали искусных сыщиков. Ничего из этого не вышло. Убийца не найден до сих пор.
— Когда это случилось?
— Осенью.
— Прошлого года?
— Нет! Нет! Около четырех лет тому назад.
Глава VI
По дороге в деревню
Албан Моррис, которого увидела Франсина, не довольствовался тем, что ушел в другую часть сада. Он направился дальше, к тропинке через поля, которая вела на большую дорогу и железнодорожную станцию.
Учитель рисования пансиона мисс Лед находился в таком нервном состоянии, которое ищет облегчение в быстром движении. Общественное мнение (особенно между женщинами) давно решило, что его обращение оскорбительно, а характер неизлечимо дурной. Мужчины, проходившие мимо него на тропинке, неохотно желали ему «доброго утра». Женщины не обращали на него внимания за исключением молодой и лукавой женщины, которая, видя, что он идет очень скоро к железной дороге, закричала ему в след:
— Не торопитесь, сэр! Вы еще поспеете к лондонскому поезду.
К ее удивлению, он вдруг остановился. Его репутация грубияна была так известна, что женщина отошла на безопасное расстояние, прежде чем решилась взглянуть на него опять. Он не обращал на нее внимания — он как будто что-то соображал. Шаловливая молодая женщина оказала услугу — она подсказала ему мысль.
«Не поехать ли мне в Лондон? — подумал он. — Почему же и нет? Школа закрывается на каникулы, и она уезжает так же как и все».
Он оглянулся на школу.
«Если я вернусь проститься с Эмили, она не покажется мне, и расстанется со мною в последнюю минуту как чужая. После моей опытности в женщинах, опять влюбиться — влюбиться в девушку, которая по летам может быть моею дочерью, — какой я дурак, какой чистейший, униженный дурак!»
Горячие слезы выступили на его глазах, он свирепо отер их и пошел быстрее, решившись тотчас уложить вещи в своей деревенской квартире и уехать следующим поездом.
