Он пристально следил за темным телом, стремительно перетекавшим лесную луговину. Вот оно вспрыгнуло на скалу и исчезло в чаще.
— Это не просто зверь! — прошептал Цзяо Дай. — Когда он прыгнул, я мельком заметил белую когтепалую руку. Это — оборотень!
Долгий жуткий вой разорвал тишину. От этого, почти человеческого, завывания у судьи холодные мурашки побежали по спине.
— Он учуял нас, — прохрипел Цзяо Дай. — Бежим к храму; держите вниз и правее по этому склону!
Вскочив, он схватил судью Ди за руку. Оба вожатая ринулись вниз по склону с такой скоростью, с какой только было возможно, таща за собою судью. А тот ничего не соображал — ужасный вой все еще звучал в его ушах. Он спотыкался о корни, вскакивал, вновь спотыкался; ветки рвали на нем одежду. Дикий ужас овладел им; ему казалось, что вот сейчас ему на спину обрушится сокрушительная тяжесть и острые клыки вонзятся в горло.
Вдруг его отпустили, и оба вожатая бросились вперед. Продравшись сквозь кусты, судья увидел кирпичную стену высотой футов в десять. Цзяо Дай уже стоял, пригнувшись, перед ней. Ма Жун легко вспрыгнул ему на плечи, уцепился за верхний край стены и подтянулся. Оседлав ее, он протянул судье руку. Цзяо Дай подтолкнул снизу. Судья ухватился за руку и оказался на гребне стены.
— Прыгайте! — рявкнул Ма Жун.
Судья Ди перевалился через стену, повис на руках и разжал пальцы. Он упал на кучу мусора. Не успел он встать, а Ма Жун и Цзяо Дай уже приземлились рядом. В лесу за стеной вновь раздался долгий тягучий вой. Затем все стихло.
Они оказались в маленьком саду. Прямо перед ними высилось здание, стоящее на широкой кирпичной террасе высотой локтя в четыре.
— Ну, судья, вот вам и задний притвор! — задыхаясь, проговорил Ма Жун. При лунном свете его тяжелое лицо выглядело изможденным. Цзяо Дай молча разглядывал свою порванную одежду.
Судья Ди никак не мог перевести дух; пот заливал лицо и струился по всему телу. С трудом справившись с голосом, он сказал:
— Поднимемся на террасу, вход в притвор с другой стороны.
Они обогнули притвор, и по другую сторону квадратного двора, вымощенного мраморными плитами, увидели основное здание храма. Стояла мертвая тишина.
Судья некоторое время созерцал эту мирную картину, затем повернулся к тяжелой двустворчатой двери притвора и толкнул ее. Она распахнулась, и глазам их предстал просторный зал, тускло освещенный лунным светом, сочащимся сквозь высокие, затянутые бумагой, окна. В зале не было ничего, кроме ряда темных продолговатых ящиков. Слабый тошнотворный запах тления висел в воздухе.
