Золотой крест | страница 37



Хозяин, суетливо шлепая по полу резиновыми подошвами домашних туфель, проверил, не проникает, ли свет на улицу, и предложил:

— Эта комната в вашем распоряжении. Располагайтесь здесь, как дома. А мне надо сходить в одно место...

Аркадий Ворожцов разделся, повесил пальто и шляпу в прихожей, осмотрел комнату.

Она выглядела очень скромно. Письменный стол, обтянутый зеленым выгоревшим сукном, тахта, два старинных резных кресла, несколько стульев. На стене — большой портрет в красивом бронзовом багете. Это, как видно, хозяин, сфотографированный в форме офицера русской армии. Красивые пышные волосы, короткие, вздернутые рогульками вверх усы, крутой приподнятый подбородок.

Сидя на тахте, Ворожцов услышал шаги под окном. А вскоре в сопровождении хозяина появился Александр Кузнецов в черном однобортном костюме, стриженный «ежиком», заметно пополневший, округлившийся.

Товарищи бросились навстречу друг другу. Крепко, по-мужски обнялись. Долго стояли рядом, молчали. Где в такие минуты найдешь нужные слова, чтобы выразить радость?

Первым нашелся Кузнецов:

— И сколько пан-репетитор получает за своих учеников?

Посмеялись. Уселись один против другого в кресла, стоявшие подле письменного стола.

— Вот видишь, как все получается, Аркаша, — заговорил Кузнецов. — Мы живы. И опять встретились.

Волнуясь, Ворожцов снял пенсне, закурил и, отгоняя от себя дым ладонью, заметил:

— Я слышал, вы начали действовать не только агитацией, но и оружием?

— Да. Таков приказ Игнаца.

— А когда меня возьмете с собой?

— Скоро, парень. Совсем скоро. А пока продолжай писать в газету, прилежнее изучай польский язык. Пан Владислав Пянтковский должен безукоризненно говорить по-польски. Это пригодится.

— Я стараюсь, Саша. Каждый день запоминаю новые, слова.

— И хорошо. Я надеюсь, что твой «котел» сварит. — Кузнецов ладонью похлопал товарища по голове.

Всю ночь друзья не спали. Они не могли наговориться. Старинные стенные часы в коричневом футляре пробили шесть раз.

— Пора нам, парень, и расставаться, — вздохнул Кузнецов.

— И неохота, а придется, — подтвердил Ворожцов.

Друзья расстались. И опять потекли тяжелые, полные опасности дни в глубоком польском подполье.

...Мария Крапп опустила черные шторы на окна, включила свет и вышла на улицу нести постовую службу.

Аркадий Ворожцов принялся настраивать радиоприемник, стоявший на письменном столе. Шкала засветилась. Москва на шкале не значилась, но он знал, что надо поставить нить настройки на букву «к» в слове «Франкфурт» и заговорит столица Родины.