С этими словами Аббат навел на Деснина пистолет и выстрелил. Тот даже не успел почувствовать боли.
Очнулся Деснин ночью. Темнота. Ни зги не видно. На какое-то мгновение луна выглянула из-за туч. Осмотревшись, Деснин понял, что лежит на каком-то неведомом перекрестке. Он поднялся на ноги и никак не мог решить, в какую сторону идти. И надо ли вообще идти. Левое плечо жутко саднило. Деснин пощупал пальцем. Крови было мало, да и рана — явно не пулевая. Скорее всего, Аббат засадил в него капсулу с каким-то транквилизатором или наркотиком. «Легко отделался, — думал Деснин, вспоминая речь Аббата. — А ведь он и впрямь того. Неужто все это возможно?» Деснин чувствовал, что Аббат снова использует его. Но как? И зачем? Мысли буквально скрипели в воспалённом мозгу. «Хм, вендетта, — усмехнулся про себя Деснин. — Что это за вендетта, когда я ничего не знаю. А если и узнаю, тогда что?»
— Тогда прости, — послышался сзади знакомый голос. Деснин резко обернулся. Перед ним, излучая какой-то странный, неестественный свет, стоял… Никодим.
— Веришь ли ты мне? Веруешь ли ты вообще? — грозно спросил светящийся старец.
— Верил, веровал, а теперь и не знаю… Насмотрелся, — отвечал Деснин.
— Плохо, Коля, плохо. Первое, что скажу тебе: самое страшное — обрести веру, а потом потерять. Настоящая любовь может породить страшную ненависть, а настоящая вера — страшное безверие. И второе скажу тебе: не только сатана, но и Бог — также искуситель. Он испытывает человека, чтобы открыть сокровенную сущность его сердца. Сам Христос искушался дьяволом. Тебя же лишь мир искушает. А вот третье, что скажу тебе: однажды ты простил себе — прости и другому, тому, кто меня убил. В смерти его не найдешь ты себе душевного спокойствия, ибо оно лишь в прощении. А убьешь, не простишь — значит, все зря.
— Не могу, я. Дыра внутри так и жжет!
— А ты через не могу, ведь преодоление себя и есть главная добродетель. Кому нужна твоя месть? Мне? — Нет. Она тебе нужна, для себя убить хочешь. Но знай, что наивысшее наслаждение дает не месть, а отказ от мести. А месть, гнев, ярость — это смертные грехи, это продолжение зла, ибо гнев человека не творит правды Божией.
— Знаю все, но вот как освободился, так душа словно по мытарствам ходит…
— Это ничего. Страданиями дух совершенствуется. Ибо кого Господь любит, того наказывает, и он бичует каждого сына которого принимает. Блажен перенесший искушение, ибо быв испытан, получит венец жизни. Епитимья тебе такая, да и не только тебе — всей Руси испытание.
