Женя забылась тяжелым сном. Ей снилась операционная. Вокруг стола, безжалостно освещенного бестеневой лампой, деловито работали люди в зеленых хирургических халатах, шапочках и масках. По экрану монитора тревожно бежали синусоиды показателей сердечной деятельности, равномерно вздымалась и опускалась черная гофрированная груша неясного назначения, методично капали прозрачные капли из флакона в стаканчик капельницы.
На столе лежала животом вверх огромная серебристая рыбина. Ее взрезали острым блестящим скальпелем ловкие равнодушные руки в тонких резиновых перчатках, и плотная икряная масса, не спеленутая ястыками, как ей положено, а рассыпчатая, свободно лилась в подставленный эмалированный лоток.
Страшно.
Постоянно страшно.
Невыносимо страшно.
Надо сжаться в комочек. Закрыть лицо руками. Спрятаться, чтобы никто не нашел. Кто-то хочет меня убить. Зачем? Что я ему сделала?
Сбежать не получается. Мой надежный шарик стал ловушкой. Вот это и есть конец? Нет, этого не может быть! Я не умру. Со мной ничего плохого случиться не может. С кем угодно, только не со мной!
Больно…
Тошнит…
Давит…
ОНА наверняка не знает, что мне плохо. А то бы ОНА меня спасла. Я ведь в НЕЙ, внутри.
Значит, Я — это ОНА?
ОНА большая. Сильная. Умная. И обязательно мне поможет.
Эй! ТЫ слышишь? ПОМОГИ МНЕ!
Маргоша не подвела. Направление и результаты анализов лежали в боковом кармане сумки, надежно застегнутые молнией. Идти в стационар нужно было послезавтра, но Женя никак не могла выкроить время для разговора с Павлом.
Она не собиралась скрывать от мужа свою внезапно объявившуюся беременность. Юлить и извиваться вообще было не в ее характере, она всегда предпочитала прямоту в отношениях с кем бы то ни было, особенно с Павлом. Острой необходимости в тайнах до сих пор и не было: вся ее жизнь была как на ладони. Много лет они с Павлом дружно бежали в одной упряжке, связанные не только семейными, но и деловыми узами.
Лгать Женя не умела и не пыталась, будучи твердо убежденной в том, что небольшая безобидная ложь может вызвать лавину обид и разочарований.
Кроме того, Женя понимала, что судьбу их общего ребенка они должны решать вместе. Поймав себя на этой простой мысли, она тут же разозлилась и отмела сомнения, исправив неточную формулировку: никакой это не ребенок. А просто неприятность, которую надо ликвидировать.
Она оттягивала разговор с мужем, находя множество неотложных дел, что было нетрудно, поскольку в разгар путины дел действительно было по горло, даже поесть спокойно — и то не всегда получалось.
