Но тем временем в церкви, что стоит на ушгульском холме, шли приготовления. Каждый ушгулец отрезал кусочек свинца от своей пули, и из этих кусочков была отлита одна пуля. Весь народ, все село брало на себя позор за нарушение законов гостеприимства. Пулей этой зарядили ружье и укрепили его в церкви, а к его курку привязали длинную веревку.
Пир был в разгаре. Князь пил вино, а из церковной двери оружие ждало только сигнала. Много хитрых и лживых слов сказал Пута ушгульцам. Наконец встал тамада, приказал: «Подайте нам красного вина, хозяева!» — и ушгульцы потянули за веревку смерти. Княжеская кровь обагрила лужайку у церковной ограды.
С тех пор на страх всем, кто посягает на нашу свободу, в той церкви хранится одежда Путы Дадешкелиани, или, как его зовут у нас, Дачкелиани. Хранится и веревка, которой тянули за курок ружья. И с того года никто не мог сломить свободы нашего народа. Только царь сумел опять-таки хитростью добиться от нас присяги. С тех пор пришли к нам эти проклятые приставы.
— Несчастный Пута, где же его похоронили? — как всегда, сердобольно спросила мать.
— Не знаю. — Отец встал с места. — Я на том пиру не был, и слава богам, что не был. Ведь это происходило триста с лишним лет назад.
Отец принялся готовиться в дальнейший путь.
И опять началась длинная, опасная дорога. Впереди снова шел Реаш, следом за ним гуськом все наше семейство.
Шли очень долго. Все молчали. Я думал о дедушке и бабушке. Наверное, они говорят о нас. Дедушка сидит в своем кресле, вздыхает, кротко приободряет бабушку, а сам печально смотрит своими выцветшими глазами куда-то в темный угол.
— Где будем ночевать? — спросила мать, когда стало темнеть.
— Скоро дойдем до села, там и переночуем, — спокойно ответил отец.
Тропа снова подвела нас к обрыву. Опять приходилось отворачиваться от головокружительной кручи. Наконец мы вышли на небольшую площадку, которую пересекал хрустально чистый ручей.
— Остановись! Убью!..
Я услышал металлический звук. Это щелкнули затворы винтовок. Два дула смотрели на нас со скалы.
Все остановились. Только Реаш, как и в прошлый раз, пошел дальше.
— Останови осла! — приказал тот же грубый голос.
Отец побежал останавливать нашего неразумного катера. В это время из ложбины показался человек, старательно укутанный башлыком. Лица его не было видно, сверкали только злые глаза.
Одет человек был по-свански.
— Коция, мы шутить не намерены! — неожиданно он назвал отца по имени. — Кто нас обманет, того ждет вот что, посмотри!
