— Ну, ничего, первый раз все проигрывают. Сюда приходят люди подготовленные, а вы сразу. Я тоже первый раз проиграл.
— Нам проигрывать нельзя, мы люди Шалиани, мы должны быть сильнее других, — не унимался дядя Еке.
— Шалиани не поможет, если сам не подготовишься, — махнул рукой отец.
— Что ты говоришь, сын мой? — вмешался в разговор дедушка, сидящий рядом с отцом у костра и куривший трубку. Сам он тайком от бабушки иногда поругивал богов за несправедливость, но от других таких упреков выслушивать не любил. — Шалиани всегда нам помогает, если бы не его помощь...
Дедушка не договорил. Видимо, пример не приходил ему в память.
Отец незаметно усмехнулся и сказал дяде Еке:
— Пойдите и попробуйте посостязаться еще раз. Теперь я уверен, получится значительно лучше, — причем я заметил, как он подмигнул дяде.
Я не имел никакого желания снова принимать участие в состязаниях, но, боясь, что меня заподозрят в трусости, поплелся вслед за дядей Еке и братом Ермолаем.
Не успели мы войти в ворота, как раздалась протяжная, монотонная молитва. Из ворот показалась процессия.
Мы сняли шапки и начали креститься. Монах, выйдя из ворот, начал кропить святой водой направо и налево, медленно пробираясь среди быков, баранов и козлов, пригнанных для жертвоприношения.
Первыми ему попалась под руку пара хорошо откормленных быков, на рогах у которых горели восковые свечи. Он брызнул на них и на державших их людей. Затем монах подошел к другой группе людей, стоявших около своих быков.
Я старался рассмотреть нашего бычка Балду, но его нигде не было видно, — мы слишком далеко отошли от своего костра.
Люди привели к монастырю быков, козлов, баранов, петухов. Всех их монах брызгал святой водой.
Животные, видимо, чувствовали запах крови, сохранившийся от прошлых жертвоприношений, предчувствовали скорую гибель, надрывно выли и кричали. Крики эти сливались с голосами людей и молитвенным пением.
Дородный монах с круглым, лоснящимся от жира лицом горящей свечой крестообразно опалял шерсть обреченных животных. Небрежные и высокомерные жесты, независимый и гордый вид монаха говорили о том, что он придает своему делу великое значение. Окончив его, он повернул к монастырским воротам.
Тотчас же лес огласился множеством разноголосых криков и предсмертным воем. Началась резня скота.
Рядом со мной два дюжих парня схватили за рога крупного тупорылого быка, а третий опытной рукой вонзил в него кинжал. Бык свалился на землю. Свечи на его рогах вздрогнули, но продолжали гореть.
