Пакет лежал на столе. Нераспечатанный.
— Что там? — спросил отец.
— Конец моих сомнений, — улыбнулся Томас Краммлих. — Знаешь, я сейчас смотрел в окно и думал, до чего же тихо здесь… и красиво… Родина.
Утром они простились на вокзале.
«Юнкерс-52» приземлился на рассвете. Земля вынырнула из тумана совсем рядом, под самым крылом, и не успел еще Томас Краммлих опомниться, как самолет хорошенько тряхнуло. Обитые железными полосами тяжелые ящики который уже раз за время перелета угрожающе накренились, но Краммлих больше боялся, чтобы в них что-нибудь не взорвалось от детонации. Сидевший напротив маленький майор, возвращавшийся в свою танковую дивизию СС, весело подмигнул.
— Представляете? У нас так трясет всегда. Ну и жизнь!
Еще с полминуты их трясло так, словно они приземлились не на аэродром, а на специальную гофрированную полосу. Наконец и это кончилось. Моторы заглохли. По стеклу иллюминатора скользнула капля, еще две. Шел дождь.
Никто не спешил. Откуда-то появился примитивный трап. Только сойдя на землю, Томас Краммлих увидал, что приземлились они на кочковатом, разбухшем от дождей поле. Взлетная бетонная полоса была разворочена в нескольких местах огромными воронками. В них уже успела скопиться коричневая вода.
Днем добираться до города было рискованно — русские штурмовые истребители могли появиться в любой момент. Но дождь оставлял неплохие шансы. Томас Краммлих долго не раздумывал и принял любезное предложение танкиста, за которым прислали из дивизии новенький бронированный вездеход. Пока водитель копался в двигателе, они выпили коньяку из фляжки Краммлиха, наливая коньяк в колпачок. После третьего колпачка, водитель сказал, что можно ехать. В машине было тепло, и Томас Краммлих быстро согрелся.
Они поехали не по дороге, а свернули к морю — так было значительно короче. Здесь вездеход уже знали, очевидно, посты не задержали его ни разу. Краммлиху было хорошо. Он смотрел то на серые волны, то на четкий след, который оставляли на твердом песке гусеницы вездехода. Майор разговаривал с водителем о дивизионных новостях. Справа на поросших соснами и редким кустарником дюнах почти непрерывной линией тянулись мощные укрепления. Железобетон и сталь. Какой колоссальный труд, думал Краммлих, а что с него толку? Пирамида славному генералу Шернеру[7] …
Гауптман Дитц встретил его сдержанно. Это несколько озадачило Томаса Краммлиха. Впрочем, он тут же сообразил, в чем дело: если ты был принят заместителем Гиммлера, заранее примирись с потерей друзей. С Эрнстом Дитцем он никогда не дружил — они принадлежали к разным кругам, имели несходные темпераменты и привязанности, но вместе они работали уже больше года, и впредь им предстояло работать тоже вместе. Для подозрительности не было ни оснований, ни места, и Томас Краммлих, не мудрствуя лукаво, тут же выложил шефу свои соображения на этот счет. Гауптман выслушал Краммлиха с улыбкой, но если что его и убедило, так это детальное изложение беседы с Шелленбергом, а вовсе не пыл баварца.
