Бельгия к этому времени была уже вся оккупирована 1-й канадской и 2-й английской армиями, поэтому садиться пришлось в Западной Голландии, недалеко от Бреда, а уж оттуда добираться к фронту, за линией которого, километрах в двадцати пяти — тридцати, был Антверпен. Четыре года назад Краммлих принимал в нем крещение в борьбе с английской разведкой; с тех-то пор англичане и не выпускали его из виду.
Перед группой офицеров абвера, в которую входил и Томас Краммлих, стояла задача сплести на территории, которую вот-вот должны были захватить наступавшие части союзников, прочную агентурную сеть. Прежде она уже существовала здесь, но адмирал Канарис — это ни для кого не было секретом, — уйдя с поста руководителя абвера[6], передал преемнику концы далеко не всех веревочек, из которых была сплетена сеть, опутывавшая Европу. Работа осложнялась тем, что большая часть территории уже находилась за линией фронта. Сделать удавалось мало. О раненой ноге некогда было вспоминать, пока однажды вечером, ровно через месяц после злосчастной бомбы, рана вдруг не открылась. Чтобы вырваться из лихорадочной круговерти работы, лучший повод трудно было бы придумать. Томас Краммлих передал руководителю группы все дела и на следующий день, воспользовавшись счастливой оказией, за час до ужина уже поднимался по широким ступеням родительского дома.
Два дня он отлеживался, много спал. Попытался читать Шопенгауэра, но бросил — впервые в жизни любимый писатель показался ему мелким. Потом он решился прогуляться по городу. Шел медленно, опираясь на палку обеими руками. У входа в гимназию висел госпитальный флаг. Разрушений на улицах было мало, мост через Дунай, весь в грязно-серых разводах защитной краски, казалось, изменил привычные очертания. Перед въездом на него, у основания холма, из рыжей земли торчали в небо маслянистые стволы тяжелых зенитных орудий. Но нигде поблизости воронок не было.
К обеду приехал отец. Он был энергичен, прикидывал, как бы вырваться денька на три в горы поохотиться на коз. Томас Краммлих поддерживал разговор в том же легкомысленном духе, но про себя — многолетняя привычка независимо от обстоятельств анализировать поведение собеседника — отмечал: «Старик волнуется. Он принимает какое-то серьезное решение. Или уже принял. И теперь боится. Может быть, это связано со мной? Почему он нервничает?..»
Томас Краммлих угадал правильно. После обеда отец предложил ему пройтись по саду. Они еще не сделали и одного круга, когда он спросил:
