Подвиг, 1968 № 01 | страница 86
— Сторро-нись!.. Раздавлю!..
Поравнялся поп, осадил лошадь, заорал через всю степь:
— Здорово, мужики!.. У меня, паре, пчела в меду тонет — горы!.. А мед в городе — и не подступиться. Цены! Божеское дело!..
Сказал Павел протяжно:
— Довези до села, батя? Всю холку вытер, прямо как язык на сковороде.
Широко захохотал поп:
— Мм-могу, чадо!.. Садись!
Соскочил с телеги, взял на руки Павла, перенес. Потом отвязал лошадь. Павел говорил в телеге:
— Что значит священное звание: на руки посадил… У меня самово отец-то ссыльнокаторжный семинарист был.
Поп хлопнул лошадь по боку и сказал:
— Таких семинаристов нету.
— А он был. Царь велел. Самодержавец. Понял?
Телега загрохотала вниз.
Гольцы пошли в лишаях, холодные. Ветер по ним дул синий и крепкий. Лошади были в усталой розоватой пене.
Лицо Настасьи Максимовны веселилось.
— Камень, — протяжно сказала она. Зрачком затомилась, мягким и ласковым.
Густо и радостно отвечал Калистрат Ефимыч:
— Камень, Настасьюшка,
А душа цвела иная — невысказанная, необъемлемая, не каменная.
Кормили лошадь в горах. Пообедали.
Под вечер, когда белки подымались в небо, как красные зайсанские медведи, — догнали по тропе черноглазого, горбоносого.
— Садись, — сказал Калистрат Ефимыч.
Человек сел и спросил не по-русски:
— Кудда эдэшчи? Ддамой?..
— Не знаю, — ответил Калистрат Ефимыч. Улыбнулся глубоко, всем телом.
Посмотрел человек ему в лицо, положил грузную, как камень, руку на грудь.
— Пэрвый рраз встрэтил — не знаэт, кудда эхать… Да!.. Поэдом ко мнэ?..
XXI
Спит лиса лениво в лесах. Хвост у ней — китайского золота. Глаза голубоватые — белки тарбагатайские.
Зовется — Лисья заимка купцов Калмыковых. Купцов в городе расстреляли — буржуи, а на заимке восстание.
Осинник елань обегает — мохнатый, низкий, рыжий. Пахнет из осинника грибом.
А черно-лиловые пятна на пушистом желтом хвосте- амбары, избы, пригоны.
И дым от костров желтый, тягучий, как сосновая смола. В светло-золотом небе течет, плавится густое желтое пятно солнца.
Бронзоволосый мужичонко затряс рукавами рваного азяма. Сорвал шапку.
— Калистрату Ефимычу нижайшее! Заворачивай к штабу, я тебя чаем угощу.
Заскочил на грядку. Бойко ухмыляясь, дернул левую вожжу:
— Сюды, Ефимыч. По торговле али так?
— Так.
— Ну, и ладно! А то тут двое каких-то из городу торговать приехали, може, шпиены? Ладно, ребята догадались — пристрелили… Сами-то ничо торгуем, а чужих нельзя. Ты как думаешь?
— Думаю — нельзя.
— Но, но!.. — согласился мужичонко.
Распахнул ворота, пригладив у лошади мокрую шерсть, стал распрягать. Рассупонивая хомут, крикнул из-под шеи: