Оглянулся в комнате шаман — никого нет. Вскочил, схватил молитвенник за пазуху. Опять сел у дверей.
Вбежал поп, раскидывая толстые, как коряжины, слова:
— Согласен креститься? Ты баям своим объясни, поп Исидор не врет!
Указал шаман на иконы.
— Веселый бог, богатый… Алтын-золота сопсем торговля нету, а по нем бешмет золотой.
Пощупал пальцами, щелкнул.
— Веселай бог!.. Комлать такой бог мошно! Больше бог есть? Как лошадь, как арба?..
— Есть, — сказал поп, — пойдем в церковь. Ознакомлю. Раз ты изъявил желание, а я будто патриарх константинопольский… и Владимир равноапостольный!.. Пошли!..
Стоят возле стен в ризах серебряных с глазами усталыми — давят тяжелые ризы — святители большие и малые.
Обрадованно сказал шаман:
— Хороший бог! Куды хочешь бог!
— Крестись, пока река не застыла.
Провел ладонью по стенам Апо, обошел иконы.
— Настоящие, старые иконы! Вот эти!.. Мотри!
Ногтем длинным и грязным царапнул шаман.
— Кафтан чаксы — корошай, настоящий серебро, не польской. Сколько кобыл возьмешь?
— Чево-о?..
— Продай бога! Сколько кобыл возьмешь? У меня кобыл многа. Баран хочешь — баран могу. Проси!..
Закрестился поп, отошел к дверям, заорал:
— Кабы не святое место, я бы тебе башку расшиб, стерве!.. Иконы немаканому продай. Да ты одурел, парень. Печку топить будешь?
— Зачем топить печку! Время тяжелый, брюхо болит — молиться хочем!
— Иконы дареные. Калистрат Ефимыч, предводитель разбойничий, — сам, может, раскается впоследствии, — подарил. Ценность! Ничего ты не понимаешь.
— Мы понимай. Зачем не понимам! Торговаться хочешь. Калистрат знам, большой купец будет, кыр-гыз лупить хочет. Э-эх!.. — Вздохнул и, легонько дергая попа за рясу, сказал робко: — Слушай, баба тебе надо, десять молодых баб дадим, цха-а!.. Чаксы баба — девка! Кумыс — бочка, каждый утро-вечер — баран, козы ешь! Минь шаман Апо умират — шаман будешь — ходи с богом своим!
— Это ты мне? С нехристями, немакаными?..
Из тележки уже сказал шаман:
— Твой цена очень большой! В мой башка не влазит, не понимай…
С воем, причитом бежала у плетня Агриппина. Волосы по плечам, по груди как пена, а голос как камни в пене — режется:
— Ой, чует мое сердечко — разрывается… на беду едешь… Солдатушек с вами пять десяточек — побьют вместе что с батюшкой восстанщики с гор. Восподи!
Земля плакала, слезилась. Туча как бельмо в небе.
Офицер в седле, сонный, как увядающий цветок. И только губы — алым-ало.
Сказал Миронов:
— Не комедничай. Какая беда! На байге отряды в тысячи сберем. А восстанщики ваши только от податей бегают. Выпорем — перестанут.
