— Ты чего остановился, чудак? Секунды две потерял.
— Думал, фальстарт. Какое время? — спросил Митька и весь напрягся, ждал.
— Нормально. Одна минута шестнадцать и две десятые секунды.
Митька подпрыгнул в воде, что-то заорал непонятное и ликующее и вдруг встал вниз головой, только ноги торчали над водой.
— Вот чудак-парень, — тренер покачал головой.
Митька взлетел по лесенке на бортик, смешно подтянул мокрые трусики, шмыгнул носом.
На трибунах засмеялись, но Митька не обиделся. Он сам засмеялся.
Тоже делов-то — трусы! Велика важность, не в трусах дело.
Он поднял голову и улыбнулся. Всем — Тане, Коле Прохорову, Надьке, всем-всем.
Пусть себе смеются. Они не обидно смеются, а как надо, с понятием.
Прошло два месяца.
Митька ходил в бассейн через день.
Он уже носил на куртке такой значок: бегун на синем поле, а внизу цифра II. Значок второго спортивного разряда.
Ни у одного пятиклассника в школе не было такого значка. Второй взрослый разряд — это вам не кот начихал.
Только у очень немногих старшеклассников были такие.
Теперь ему смешно было вспоминать и свои терзания и свои нелепые трусы на первом соревновании.
Мама купила ему прекрасные японские плавки — полосатые, просто загляденье. И Митька уже почти не выделялся среди ребят своей группы.
Почти, — потому что он был все-таки помладше других и самый на вид щуплый, даже нельзя сказать — щуплый, а просто потощее других.
Анатолий Иванович смеялся, говорил, что Митька еще не успел накопить мяса, а о жире и говорить нечего — кости, туго обтянутые кожей, да под ней витые веревки мышц, шмыгают, как юркие мыши.
Вообще-то по сложению своему Митьке полагалось бы плавать брассом.
Почему-то так уж получалось — тощие и длинные — брассисты, а поплотнее, пообтекаемей — кролисты.
Но Анатолий Иванович говорил, что нет правил без исключений и еще, что у Митьки талант от бога.
Он, конечно, не Митьке это говорил, а какому-то незнакомому пожилому дядьке, который пришел как-то на тренировку и внимательно разглядывал всех цепкими, колючими глазами. Неприступный такой дядька. Толстый — настоящая глыба-неулыба.
А потом их построили, и этот дядька подходил к некоторым и бесцеремонно ощупывал, оглядывал. Митьку тоже ощупывал. Больно ухватил его за плечо, помял, потом ткнул жестким пальцем в живот и хмыкнул.
«Во дает! — неприязненно подумал Митька. — Будто коней покупает, только что в зубы не глядит».
Митька видел, что и Анатолию Ивановичу это не больно-то приятно, он чуть заметно морщился, но не возражал — видно, дядька этот был каким-то плавательным начальством.
