Фрунзе | страница 6



— Мал еще. Подрастешь — буду брать…

Сверстники, приятели Миши — киргизские, узбекские и ^русские ребята, — постоянно толковали про горы. С гор бежали звонкие ручьи и реки, с гор киргизы привозили шипучий белопенный кумыс, а охотники приносили отливающих радугой фазанов, круторогих архаров и длиннохвостых, пушистых, опасных хищников — барсов. И, наконец, там, в горах, жил знаменитый Чолпонкул.

Давно уже известен был Кыдыр Чолпонкул в Пишпеке и во всем крае как защитник бедняков.

Если толстый, жирный, богатый бай, или волостной управитель — казий, или родовой старшина — манап душили непосильными поборами народ, Кыдыр Чолпонкул посылал им грозное предостережение, а затем и наказывал.

Одной из любимых игр у ребят была игра в «Чолпонкула».

— Я— Чолпонкул!

— Нет, я! Нет, я! — спорили ребята на валу поросшей бурьяном старой крепости.

— Чолпонкул никого на свете не боится, — рассказывали ребята.

А Миша и сам кое-что знал про Чолпонкула.

Несколько лет назад, когда он был совсем еще маленьким, в больничном саду вдруг появилась большая юрта. Ветви старой груши и персикового дерева перекрещивались над ней. Возле юрты стоял часовой.

Часовой сторожил не пустую юрту. К ней каждое утро под командой унтер-офицера являлись четверо солдат с ружьями, к которым были примкну- ты штыки. Солдаты выводили из юрты рослого, красивого, бородатого киргиза с большими строгими глазами и вели его куда-то. Это как раз и был Кыдыр Чолпонкул, недавно схваченный по требованию баев. Он чем-то болел, его лечил отец Миши, однако его все-таки судили.

Потом юрта исчезла. Чолпонкул а увезли в Сибирь, но через некоторое время он оттуда убежал и, по слухам, вернувшись, скрывался где-то в родных горах Алатау, по-прежнему наводя страх и на киргизских баев и на царскую полицию.

И вот, наконец, мечта Миши сбылась…

Приехали как-то весной к его отцу киргизы, позвали поохотиться на барса. На другой день утром отправился Василий Михайлович в горы, а семилетний Миша, обняв старый тонкоствольный дробовик, тайком забрался к отцу в телегу под сено и, никем не замеченный, свернулся там калачиком.

До гор было близко. Сначала шли «привалки»— холмы — Паспельдек и Аламедин. Между ними лежала тенистая, сыроватая узкая дорога, поросшая огромным укропом — акщуваком. Потом шла котловина, изрезанная ручьями. Лошади потянулись медленным шагом, с трудом одолевая крутой подъем, и, наконец, стали.

Когда затихли шаги отца, Миша вылез из-под сена, спрыгнул с повозки и огляделся.