- Госпожа Черниговская, вы рассчитаны - сказал он.
Дверь захлопнулась и на мраморной лестнице застучали каблуки.
- Слава тебе, Господи! - вздохнула мадам Черниговская. - Наконец-то к сестре в Полтаву съезжу. Боже мой, как сейчас на Украйне хорошо! Как хорошо, Господи!
* * *
Возле конторы Надежды Николаевны географ Бокильон, одетый простым мастеровым, встал сразу за электрической мачтой - толпа, валившая по Остоженке в сторону Кремля и дальше, на Ходынку, начинала обходить мачту уже издалека. Обратившись лицом к людскому потоку, ненасытно любознательный Бокильон вглядывался в лица и фигуры москвичей.
Одеты они были нарядно и очень чисто, хотя и однообразно: смазные сапоги, одинаковые картузы по фасону гамбургских евреев, поддевки и чуйки, яркие новые рубахи, темные юбки и пестрые платки женщин. Многие несли на руках детей, те же, что постарше, шли рядом - мальчики в слишком больших сапогах и в картузах, которые делали их похожими на сыроежки, девочки в юбках до пят. Почти все взрослые держали в руках узелки с провизией; из каждого узелка выглядывала сургучная головка или стеклянное горлышко, заткнутое бумажным либо тряпичным жгутом. Изредка в толпе проплывал котелок или гимназическая либо военная фуражка. Необычные соломенные шляпки женщин всегда держались рядом с ними. В массе своей москвичи были чуть меньше французов или немцев, не говоря уже о шведах - сказывалась, что было видно и по лицам, кровь низкорослых степняков.
Время от времени проезжали тарантасы, шарабаны, телеги, нагруженные целыми толпами краснолицых московских мужиков и баб, лузгавших семечки. Пьяноватые нарядные москвичи, ехавшие без детей, выделялись дородностью; если же на телегах сидели дети, все пассажиры были одеты куда беднее. Приехавшие издалека отличались также худобой и робостью в глазах. О крестьянских лошадях и говорить не приходилось - в Москве на живодерни кляч добрее отводили. Там, где стоял Бокильон, становились видны купола Христа Спасителя, и, чтобы перекреститься, женщины пересаживали детей с правой руки на левую.
Грудой оживших отбросов прокатилась ватага хитрованцев, отделенная от общего потока пустотой спереди и сзади себя. Прошла целая толпа богомольцев. Вот высокий, худой странник с клинообразной бородой, длинными волосами, в скуфье и дьяческом подряснике, посох с клюкой, ремни перекрещиваются на груди, поддерживая за плечами огромную котомку из лыка и жестяной чайник; он опоясан кожаным ремнем, идет в лаптях, а за плечами - парадные башмаки. Рядом - кривая старуха с огромным солдатским ранцем николаевских времен; дальше - стая заправских богомолок с палками, кульками и мешками за плечами, в сермягах и синих истасканных китайчатых шубках на вате. До чего же резко их пыльные одежды контрастировали с нарядами москвичей, да и с убранством улиц тоже! Куда ни глянь, всюду красно-бело-голубые флаги, на всех балконах - обитые кумачом щиты и буквы на них: "Н" с римской двойкой под перекладиной и "А".
