— Что же вы не продолжаете?.. Вы так хорошо говорите!
— Я жду вашего ответа…
— Но я вас все-таки не понимаю!
— А ведь понять так легко… Я предлагаю вам отдать половину наследства моей жене…
— Только-то?.. Ах, как мало! — заметила Варвара Николаевна и засмеялась, тихим смехом.
Борский начинал сердиться.
— Вы шутите?
— Нет… я не шучу… Но, видите ли, я… я не совсем понимаю, за что вы так мало хотите… Уж лучше просили бы все состояние, а то половину!
Борский поднялся с места.
— Вы, значит, не хотите понять меня и верите в подпись покойного мужа?
— Подпись? А что подпись?..
— Ничего, я вас только спрашиваю, вы верите?..
— Ну?..
— А я не верю, и потому вам и предлагаю… Если вы откажетесь, я постараюсь найти средства заставить усомниться в завещании и суд, как это ни трудно…
— Довольно, господин Борский. Это уже слишком… Вы забываете, что вы не на бирже, а с женщиной… Я и то вас долго слушала…
— Я больше не скажу ни слова… Прощайте…
Он медленно вышел из комнаты.
Борский вернулся домой взбешенный. Ничего не вышло из объяснения. Он обдумывал, что делать дальше, и не находил исхода…
А деньги были нужны до зарезу… Одна надежда на подряд, который почти что слажен… Он поправит его дела.
«А если нет?» — пронеслось у него в голове.
Он сумрачно задумался и не заметил, как отворились двери кабинета и Елена тихо проговорила:
— Могу я войти?
Он поднял глаза и с неудовольствием взглянул на эту маленькую женщину, которая остановилась в ожидании, робко взглядывая на него своими голубыми глазами.
«Что еще надо?.. Уж не новое ли объяснение?» — подумал он с неудовольствием и громко произнес, поднимаясь с кресла:
— Что тебе, Елена?
I
Елена медленно приблизилась к столу.
Она подняла глаза, увидела расстроенное и недовольное лицо мужа и испуганно проговорила:
— Я помешала тебе? Извини, пожалуйста, я уйду.
— Нисколько. Я совершенно свободен, — отвечал с обычною любезностью Борский, подвигая жене кресло.
— Я не задержу тебя долго.
— Елена, как тебе не стыдно! — ласково упрекнул Борский.
Ему вдруг сделалось невыразимо жаль жену. Он с особенною нежностью поцеловал ее руку.
— Ты до сих пор считаешь меня чужим, Елена? — тихо проговорил он, пожимая ее руку.
Елена ничего не ответила. Этот мягкий упрек еще более смутил ее, и она тихо высвободила руку.
Она в самом деле до сих пор не могла привыкнуть к мужу, стеснялась его как чужого, при нем была молчалива, сдержанна, даже робка, и с каким-то страхом оставалась с ним наедине. Она не могла пожаловаться на Борского. Он точно понимал, что делается с Еленой, и относился к ней с деликатною осторожностью человека, терпеливо ожидающего перемены к лучшему. Он не навязывал ей своей любви, был ровен, приветлив, сдержан. Она втайне благодарила его за это, старалась быть ласковою, но ласковые слова стыли на ее губах; принуждала себя на горячие поцелуи мужа отвечать поцелуями, но вместо поцелуев у нее вырывались сдержанные рыдания, и краска стыда жгла ее лицо.
