Дух господень на мне, ибо он помазал меня благовествовать нищим и
послал меня исцелять сокрушенныхсердцем, проповедывать пленным
освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу,
проповедывать лето господне благоприятное.
Исайя, гл. 61 ст.- 1–2
Ветер. Горы и степь. Крутые увалы. Снова в дорогу. В дорогу. В дорогу. Мы гложем даль, даль гложет нас. Где-то здесь обитали (вспомнил Кубратовы речи Руслан) ханы Батбай, Аспарух — пока не напали хазары. Булгары сместились, аланы остались. Еще до увалов, вставших на пути, ветвясь на север от Кавказа, и до Кубани, и редких адыгских селений, в степи, по соседству с шатрами булгар, попадались аланские веси: валы земляные, за ними — дома из плетней, обмазанных глинной.
Плуг да кнут пастуший, да вино, да боевой топорик — они составляли с виду суть жизни гордых алан. Дивились местным бабам русичи — с мечами, щитами; бабы в почете. Позже узнали — не все, лишь княжьих кровей. И поражались мужчинам, высоким, носатым, усатым. Думали: боже! — красивый народ.
Завидуя им, прямым и плечистым, Руслан, не забывший слов Урузмага, искал: что здесь русское?
И находил: в этих плетнях, валах земляных, очагах глинобитных, ямах для жита, лощеных горшках, оберегах — точно таких, как у русских, и в песнях, тихих, грустных, бесконечных, словно колыхание ковылей.
Будто он был здесь когда-то.
— Ох, песни! Славные песни.
— Да? — Урузмаг улыбнулся, довольный. — Но, честно сказать, поют лучше всех на Кавказе армене.
Однажды увидел Руслан: юная, в платье до пят, тонкая женщина, взяв полотенце, кувшин, долго стояла утром в углу, скудной струей наливая теплую, с паром, чистую воду в медный блестящий тазик, тихо смеясь. Личико — узкое, темное, нос тяжелый, глаза в толстых веках подслеповато прищурены. Бедра — в сомкнутых лапах его уместились бы. Смех на маленьких круглых губах — плачущий, жалкий.
Тронута, что ли, бедняжка?
Глянула — смотрит Руслан, застеснялась. И, похоже, не оттого, что он смотрит, — приветлива, доброжелательна, видно, он ей по душе, — а оттого, что она совершала что-то убогое и надоевшее, но, должно быть, очень уж нужное. Кому-то, конечно, не ей.
Течет из кувшина в тазик вода — тазик уныло звенит, — стекает вода через край, уходит в канаву. В женщине — скорбь. Жизнь молодая уходит впустую, течет по замшелой канаве.
