Сфэр вернулся домой темный, замкнутый, внутренне напряженный, но внешне сдержанный — как человек, решившийся на убийство.
Жалкая лачуга, сложенная из неотесанных камней, полуразвалившаяся ограда. Костлявая, вечно плачущая жена. Бледные, постоянно недоедающие дети… Сфэр уселся во дворе на глыбу известняка, кивком головы подозвал обеих дочерей. Он женился поздно — все не мог наладить хозяйство, и дети, несмотря на его пожилой возраст, были еще малы.
У старшей, девятилетней Метро, волосы золотистые, как у отца, зато глаза темно-карие, как у матери. У младшей, шестилетней Гекаты, наоборот — глаза синие, а волосы — черные. Они тихонько прижались к нему, он крепко обнял их и окаменел, угрюмый, сутулый, с бровями, резко сдвинутыми к переносице.
Посидев так, он выскреб дочуркам из сумки на поясе по горсти орехов, выпрошенных по пути домой у зажиточного соседа. Мягко, с сожалением, отстранил детей от себя. Выбрал из сваленных на крыше жердей прямую, тяжелую, в пять локтей дубину. Повертел, ухватившись за середину, сказал, не глядя, помертвевшей жене:
— Если со мной… что случится, возьмешь детей, уйдешь к отцу.
…Через день гонец Ламприска доносил Асандру:
— Виноделы Тиритаки взбунтовались. Грозились перебить знатных граждан, разделить их имущество между собой. Бродяги кричали (прости, государь), что нужно свергнуть царя, объявить республику, как в Херсонесе.
При слове «Херсонес» Асандр насторожился.
— Погибли два архонта и тринадцать солдат, — продолжал гонец. — Ламприск опасно ранен. Солдаты сбили с ног и связали пятьдесят злоумышленников. Двадцать пять мятежников наткнулись на копья и окончили земной путь. Остальные разбежались.
— Переловить.
— Их ищут. Дозволь, царь, имущим гражданам Тиритаки заплатить долг за бунтовщиков и приобрести в собственность их хозяйства.
— Пусть будет так.
— Как поступить с теми, кто схвачен?
Асандр прищурился, стиснул челюсти, дернул себя за косматую седую бровь и бросил короткое:
— В каменоломню!
— Архонты взяли под стражу жен и детей бежавших мятежников. Что делать с ними?
— Жен и детей? — Старик зевнул и пожал плечами. — Распродать.
Весна. После угнетающе длительных, немыслимо обильных дождей сразу, без перехода, как это нередко случается на юге, наступила жаркая погода.
Солнце за три дня насквозь прогрело досыта напитанную влагой черную землю. По тонким щупальцам судорожно затрепетавших корней прошел живительный ток. Налились теплым соком семена, набухли клубни и луковицы, и почва разродилась прямо на глазах у радостно улыбающихся людей — со сладкой болью исторгла из себя, щедро извергла к свету целые охапки свежих ростков, побегов и молодой листвы.
