- Олег Георгиевич! Олег Георгиевич!
- Да? - ожил наконец в телефоне его голос, слышный так хорошо, будто Ейщаров сидел рядом.
- Олег Георгиевич, вы конверт перепутали! Здесь чистый лист!
- Ничего я не перепутал, - в его голосе послышались знакомые смешинки. - Направление зависит только от вас. Я не могу вам его указать. Вы сами его найдете.
- Но как же материалы?! Вы же говорили!.. Вы же обещали... - Эша осеклась, осознав, что кричит в пустоту. Она с продуманной злостью швырнула сотовый на сиденье и положила обе ладони на руль. "Фабия" послушно неслась по шоссе, изредка подскакивая на выбоинах. Справа сквозь сосны умиротворенно поблескивала гладь старой сонной реки. Встречных было мало, дорога впереди была пуста, как лист бумаги из конверта, и все дальше и дальше оставалась краснокирпичная старушка Шая, прощально шелестящая ветвями рябиновых деревьев и звонящая обеденными колоколами, и где-то там в ней среди странных вещей сидел странный король, уже начавший ждать возвращения своей посланницы, а посланница отчаянно ругалась в его и свой адрес под песню из динамиков, плескавшуюся внутри салона.
И каждую ночь звездный дождь,
И зов с той стороны, сладкий дым сигарет
Пока не вспыхнет вновь яркий свет.
И беспечные дети зари, бегущие по волнам,
Крикнут ей вслед: "Смерти больше нет!"
II.
ГАРАНТИЕЙ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНО
- Паш! А Паш!
- Угм, - сказал Павел Антонович, не выныривая из недр "Хозяйственника" и, шелестнув страницами, зашарил по столу в поисках чашки. Его настойчиво потрясли за плечо. Настойчивость пахла облепиховым мылом и запеченной рыбой, которую он только что аккуратно подчистил вилкой со своей тарелки. Рыба была отменной. Запах облепихового мыла - так, ничего себе. Настойчивость была ему неприятна. Он читал.
- Паша!
- Ну что такое? - недовольно спросил он, опуская очки на нос и поднимая голову от газеты. - Почему тебе всегда что-то нужно именно тогда, когда я пью чай? И где печенье? Я приношу тебе достаточно денег, неужели я не могу элементарно вечером выпить чаю с печеньем?!
Жена, закутанная в тигровый махровый халат, обвиняюще продемонстрировала ему торчащий указательный палец. Посередине подушечки вздулась багрово-синяя полоса, отчего палец казался расщепленным надвое и выглядел очень непривлекательно.
- Она опять прищемила мне палец!
- Мне теперь еще и за твоими пальцами следить?! - умирающим голосом сказал Павел Антонович и нырнул обратно в газету, которая немедленно была выхвачена у него, смята и брошена на стол, а вместо вожделенных строчек о росте профессионализма коллектива местного хлебозавода под глаза ему вновь был подсунут вспухший палец.
