Трепались по урочищам берестяные седины,
Плакал дымом овинник, а прясла солому
Пускали по ветру, как пух лебединый.
Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами
Протянулась окаянная пьяная стежка.
Следом за твоими лаковыми башмаками
Увязалась поджарая дохлая кошка, —
Ни крестом от нее, ни пестом, ни мукой,
Женился ли, умер — она у глотки,
Вот и острупел ты веселой скукой
В кабацком буруне топить свои лодки!
А всё за грехи, за измену зыбке,
Запечным богам Медосту да Власу.
Тошнёхонько облик кровавый и глыбкий
Заре вышивать по речному атласу!
Рожоное мое дитятко, матюжник милый,
ГробОвая доска — всем грехам покрышка,
Прости ты меня, борова, что кабаньей силой
Не вспоил я тебя до златого излишка!
Златой же удел — быть пчелой жирОвой,
Блюсти тайники, медовые срубы.
Да обронил ты хазарскую гривну — побратимово слово,
Целовать лишь ковригу, солнце да цвет голУбый.
С тобой бы лечь во честнОй гроб,
Во желтЫ пески, да не с веревкой на шее!..
Быль иль небыль то, что у русских троп
Вырастают цветы твоих глаз синее?
Только мне, горюну, — горынь-трава…
Овдовел я без тебя, как печь без помяльца,
Как без Настеньки горенка, где шелки да канва
Караулят пустые, нешитые пяльца!
Ты скажи, мое дитятко удатное,
Кого ты сполохался-спужался,
Что во темную могилушку собрался?
Старичища ли с бородою
Аль гумённой бабы с метлою,
Старухи ли разварухи,
Суковатой ли во играх рюхи?
Знать, того ты сробел до смерти,
Что ноне годочки пошли слезовы,
Красны девушки пошли обманны,
Холосты ребята всё бесстыжи!
Отцвела моя белая липА во саду,
Отзвенел соловьиный рассвет над речкой.
Вольготней бы на поклоне в Золотую Орду
Изведать ятагана с ханской насечкой!
Умереть бы тебе, как Михаиле Тверскому,
Опочить по-мужицки — до рук борода!..
Не напрасно по брови родимому дому
Нахлобучили кровлю лихие года.
Неспроста у касаток не лепятся гнезда,
Не играет котенок веселым клубком, —
С воза, сноп-недовязок, в пустые борозды
Ты упал, чтобы грудь испытать колесом.
Вот и хрустнули кости…По желтому жнивью
Бродит песня-вдовица — ненастью сестра…
Счастливее елка, что зимнею синью,
Окутана саваном, ждет топора.
Разумнее лодка, дырявые груди
Целящая корпией тины и трав…
О жертве вечерней иль новом Иуде
Шумит молочай у дорожных канав?
Забудет ли пахарь гумно,
Луна — избяное окно,
Медовую кашку пчела
И белка кладовку дупла?
Разлюбит ли сердце мое
Лесную любовь и жилье,
Когда, словно ландыш в струи,
Гляделся ты в песни мои?
И слушала бабка-Рязань,
В малиновой шапке Кубань,
Как их дорогое дитя
