— Отвратительный?! В моей картине нет ничего отвратительного!
— Неужели? Ты хочешь сказать, что силуэт повешенного на стене радует глаз?
Ворманн вскочил и подошел к картине.
— О чем это ты?
— Да вот, на стене. — Кэмпффер ткнул пальцем в холст.
Ворманн уставился на картину. Сначала он не увидел ничего особенного, кроме серого фона стены, нарисованной им несколько дней назад. Ничего, что хоть немного напоминало… Минуточку… У него перехватило дыхание. Слева от окна, за которым сияла залитая солнцем деревня, шла тоненькая вертикальная линия с темной тенью на конце. Да, эту тень можно было принять за силуэт повешенного. Он смутно помнил, как рисовал и эту линию, и тень, но тогда он не видел в них ничего зловещего.
Однако, не желая доставлять удовольствие Кэмпфферу и соглашаться с ним, Ворманн возразил:
— Один замечает уродство, другой красоту.
Но Кэмпффер уже думал о другом.
— Хорошо, что ты закончил картину, Клаус, потому что я не позволю тебе приходить сюда и заниматься живописью. Вернешься к этому после моего отъезда в Плоешти.
Ворманн ждал подобного выпада.
— Здесь ты жить не будешь. Это мои комнаты…
— Ошибаетесь, капитан, они мои. Вы, кажется, забыли, что я старше вас по званию?
Ворманн фыркнул:
— Эсэсовское звание! Чушь! Пустое место! Да мои сержанты во сто крат больше солдаты, чем ты, да и, кстати, во сто крат мужественней!
— Осторожно, капитан! Только Железный крест, полученный в прошлой войне, до сего момента служил вам защитой! Не перегните палку!
И тут Ворманн не выдержал. Он сорвал с груди серебряный мальтийский крест, отделанный черной эмалью, и сунул его Кэмпфферу под нос:
— Да, а у тебя такого нет! И никогда не будет! Во всяком случае, настоящего, как мой — без этой гнусной свастики в центре!
— Хватит!
— Нет, не хватит! Вы, эсэсовцы, только и можете убивать беззащитных женщин, стариков и детей! Я получил этот орден, сражаясь с мужчинами, вооруженными мужчинами! И мы с тобой оба знаем, — Ворманн перешел на свистящий шепот, — как ты не любишь стреляющего противника!
Кэмпффер, побелев от ярости, наклонился вперед и уставился на Ворманна своими голубыми глазами, горящими от бешенства.
— Та великая война, твоя война — в прошлом. О ней уже забыли. Эта великая война — моя.
Ворманн улыбнулся, довольный тем, что сумел-таки вывести Кэмпффера из себя:
— О нет, Эрих, ту войну не забыли. И никогда не забудут. Особенно твою храбрость под Верденом!
— Я тебя предупреждаю, — прошипел Кэмпффер, — не то… — и замолк.
