— Да, но не следует забывать, что именно по воле вашего фюрера мы здесь и находимся.
Ворманн с удовольствием отметил, что Остер не отреагировал на слово «вашего».
— Но почему, господин капитан? В чем смысл нашего здесь пребывания?
Ворманн начал цитировать:
— Главное командование рассматривает перевал Дину как основной рубеж обороны на направлении из русских степей в сторону нефтяного комплекса Плоешти. В случае ухудшения отношений между рейхом и Россией русские могут нанести удар по Плоешти. А без производимого там бензина мобильность вермахта будет сильно снижена.
Несмотря на то что он уже неоднократно слышал это разъяснение и сам не раз пересказывал его солдатам, Остер терпеливо дослушал до конца, хотя Ворманн прекрасно знал, что ничуть не убедил сержанта. И он не мог сердиться, поскольку любой разумный человек счел бы это объяснение, мягко говоря, неполным.
Остер достаточно долго прослужил, чтобы понимать, что это явление весьма необычное, когда офицера-ветерана, участника боевых кампаний, ставят во главе четырех пехотных взводов, причем без заместителя, и отправляют в богом забытое место на перевале в глухих горах, да еще и на территории союзного государства. Это служба для зеленого лейтенантика.
— Но ведь у русских полно своей собственной нефти, и к тому же у нас с ними заключен пакт о ненападении?
— Ну конечно, как же это я забыл! Пакт! Сейчас ведь никто не нарушает договоров…
— Вы хотите сказать, что Сталин осмелится предать фюрера?
Ворманн проглотил готовый сорваться с языка ответ: «Нет, если твой фюрер не предаст его первым». Остер все равно не понял бы. Как и подавляющее большинство представителей послевоенного поколения, он привык отождествлять интересы германского народа с волей Адольфа Гитлера. Этот человек вдохновлял его, а Ворманн был уже не в том возрасте, когда творят себе кумиров. В прошлом месяце ему исполнился сорок один год, он видел восхождение Гитлера из пивных залов на пост канцлера, наблюдал за его постепенным обожествлением. Ворманну он не нравился никогда.
Да, Гитлер объединил страну и вернул ей утраченное чувство собственного достоинства — факт, который не мог отрицать ни один немец. Но Ворманн никогда не доверял Гитлеру, австрияку, окружившему себя баварцами-южанами. Ни один уважающий себя уроженец Пруссии не мог доверять такому сборищу южан. Было в них что-то ужасное, а события, свидетелем которых он стал в Познани, показали, насколько он был прав в своих подозрениях.
