Благодаря тому, что сам он находился в тени, Ноа мог прекрасно рассмотреть Августу. Однако то, что он увидел, было не совсем тем, что он ожидал увидеть. Когда Тони впервые описал эту женщину как ангела, в его воображении возникла безупречно красивая, элегантная, высокая, умеющая себя держать в обществе леди, с золотистыми волосами, сияющим нимбом венчающими её изящную головку.
Вместо этого леди Августа ростом приходилась ему, возможно, на дюйм или два выше плеча, а её фигура, хотя и изящная, больше говорила о беспокойстве, чем о грациозности. Её нельзя было назвать классической красавицей, это правда, но в ней присутствовало нечто необычное, что чувствовалось даже в её тёмных локонах, спускающихся от затылка вдоль шеи, ласкающих цвета слоновой кости[23] кожу её висков, бледную и гладкую. Тёмные брови задумчиво выгибались над выразительными глазами — глазами, цвет которых он не мог точно определить. Её рот, даже несмотря на то, что она хмурилась, привлекал внимание, заставляя мужчину задуматься, на что это будет похоже — целовать их, пробовать на вкус…
Ноа, сам не осознавая того, подходил всё ближе в стремлении получше разглядеть её, пока вдруг не сбил небольшой цветочный горшок, свалив его с каменного постамента на садовую дорожку. Леди Августа уставилась прямо на него:
— Есть здесь кто-нибудь?
Ноа застыл, понимая, что она не могла его видеть в тени, и наблюдал, как она принялась искать что-то в своём ридикюле. Достав пару очков в серебряной оправе, она надела их, и уставилась на него глазами, которые теперь ясно видели, глазами, которые раздражённо сузились за стёклами очков. Она недовольно поджала губы.
— Что вы хотите, сэр?
В ответ Ноа неспешно вышел на тропинку и, приблизившись, встал перед ней. Он ничего не говорил. Её глаза, насколько он мог видеть в бледном лунном свете, были тёмно-серыми, но слегка тронутые зелёнью, и уголки их чуть-чуть приподнимались, что придавало им дерзкий вид. На шее она носила любопытную подвеску на цепочке — маленькую золотую звёздочку и луну, которые в лунном свете тускло отсвечивали будто бы серебром. Одинокий необычный молочно-голубой камень, заключённый в оправу в центре композиции, казалось, почти горел.
Пока Ноа изучал её, леди Августа молчала, только уставилась на него в ответ, оценивая намного более критично и более откровенно, чем это делал он. Похоже, то, что предстало её взору, не доставило ей удовольствия. Она оценивала его по своей шкале умственных способностей, спрашивая в то же время себя, как долго он прятался в кустах и подслушал ли её совершенно неприличный разговор с лордом Белгрейсом. Любой джентльмен притворился бы, будто ничего не слышал, чтобы пощадить скромность леди, вежливо позволяя им обоим избежать неловкости такой ситуации. Но ведь все прекрасно знали, что Ноа с трудом можно было назвать джентльменом.
