Макарыч, осторожно ступая, шел к березе, стоявшей над обрывом. Дерево встречало его тихим шепотом. Что-то рассказывало. Цепи заснули и, словно не желая их разбудить, оно боялось радоваться в полный голос приходу лесника. А тот садился под березой, прижавшись спиной к стволу, слушал, о чем шумит тайга. Он спиной чувствовал, как начинала скрипеть береза.
«Што, и ты не выдюжила, стареешь? Или сердце сохнет? Вона какая корявая да ободранная. Видать, скоро отскрипим мы с тобою. Оба над обрывом стоим. Долго эдак не выдюжим».
Дерево, словно поддакивая, скрипело. Закованная в цепи, обглоданная зайцами, прострелянная пулями береза продолжала жить. Все меньше листьев дарила ей весна, все нестерпимей обжигали морозы, все меньше шансов оставалось на жизнь. Давно ушла ее молодость. Вон сколько красивых берез дала она тайге! И кривое дерево, встречая весну, не боясь, смотрело с обрыва в уходящую жизнь.
Макарыч закурил. Учуяв дым, испуганно соскочил с ветки бурундук. Побежал. Потом остановился, принюхался. Таежное зверье не боялось лесника. Признало его давно. Знало, не обидит их человек.
Макарыч медленно возвращался домой. Под ногами тихо шуршала подрастающая трава. На душе у лесника спокойно. Теперь у него есть Колька, его Колька, записанный в метрике Николаем Дмитриевичем Касюгиным.
Лесник решил назавтра съездить в село, чтоб приготовить дите к школе, подыскать заранее жилье, а потому зашел в сарай, глянул, есть ли у лошади овес. И уж только после этого вошел в избу.
…Колька заметно вырос. Макарыч и радовался за него, и боялся. Он не сказал, что в сельсовете видел Колькиного отца. Тот приехал с отрядом геологов. Лесник не выдал себя, услышав знакомую фамилию.
— Макарыч, этим тоже проводник нужен. Всех переспросили, никто к ним не соглашается. Может, ты решишься? — шутя спрашивали мужики.
— Нет, стар я.
— А мы молодых и не берем. Так как, может, подумаете? — подошел к нему долговязый и, протянув руку, сказал: — Будем знакомы. Потапов.
Макарыч забыл назваться. Он увидел, что не только фамилией, а и лицом Колька схож с этим, припомнил, что отец, как говорил мальчишка, геолог. Часто ездил на север.
— Из мине нынче проводник, што из козла певчий.
— Что ты скромничаешь? Вон медведя на днях завалил, сам сказывал, — перебили лесника.
— Если б не Колька…
Макарыч даже закашлялся. Как это он так неосторожно? Но, глянув на Потапова, понял, что тот, видимо, давно считает сына умершим. Даже не спросил, а кто такой Колька. И Макарыч, не выдержав, сказал, уходя:
