«Эх! Дурень старый, пень трухлявый», — ругнул себя лесник. И страшная догадка промелькнула тут же. Ведь у медведицы уже вышла пробка. Теперь ей лишь бы брюхо напихать. Что было дальше, он плохо помнит. В уши впился плач откинутого Кольки. Кажется, успел крикнуть, чтоб убегал.
Очнулся Макарыч от холода. Понял: Колька облил его водой, а теперь сидел рядом, сцепив в
страхе зубы. Дрожал. Увидев открытые глаза Макарыча, наклонился к нему.
Лесник еле открыл рот. В голове шумело, звенело на все голоса.
— А ты у меня сильный. Я и не знал. Вон как разделался с ней.
Макарыч сам себе не верил, — в нескольких шагах от него лежала медведица.
— Как же мине так угораздило, мать честная? Таково зверя уложил?
— Ты ей живот проткнул, а она тебя как стала кидать, только кишки ей мешали. Она каталась гут, что бочка. А потом замолчала. Я тебя смотрел, нигде крови нет, только на руке. Это ее кровь, — рассказывал Колька. И добавил: — Вот только ушибить могла тебя.
— Ну, Колюнька, считай, мы везучие. Пронесло беду. Могло статца худче. Не то в другой раз сиротой остался б.
— А что мы теперь с ней делать станем?
— Домой перетащим. Вот, поначалу, ее ребятишек найтить надоть, малые оне, без матухи сгинуть. Нехай у нас живут. Подрастут — выпустим. Не то с нас спроситца, — говорил Макарыч,
— Где их искать-то?
— Далеко не сбегли. Давай запрячимси. Оне к матке сами придуть. Ить глупые.
Вскоре к медведице подкатили два лохматых клубка. Они тормошили матуху, лезли под брюхо. Никак не могли понять, что случилось. Тут их и словил Макарыч.
— А ты, что козел, за ними скакал, — смеялся Колька по дороге домой.
— Зато нынче у тибе други имеютца. Как наречем их?
— Женька и Сенька, у меня друзья были такие.
— По мне хоть как. Абы жили. Вот и сходили мы за черемшой, — лесник.
Вечером, приехав на лошади, Макарыч быстро разделал тушу.
— Господи, не покарай мине за грех. Не с жадности сгубил. Мальчонку спасал, — просил Макарыч и, повернувшись к Кольке, буркнул: — Едрить твою жисть, она ж кормящей была… Грех на душу мы приняли.
Медвежата быстро освоились в доме. Не полюбила их только бурундучиха, квартировавшая здесь много лет, видевшая тут немало медвежат. Все они повырастали и живут в тайге. Но каждый досаждал ей своим любопытством.
А ночью, когда в доме все засыпали, Макарыч выходил подышать в тайгу. Весенняя теплая ночь дышала ровно. Зацепившись за макушку пихты, дремал месяц. Где-то далеко в тайге хоркнул потревоженный олень. И снова тихо. Тихо так, что кажется: подойди к дереву и услышишь, как лопаются назревшие почки. Как вздыхает под ногами земля.
