Сокамерник жадно хлебал воду, давясь и кашляя.
Гвоздев вылез наполовину.
– Ты смотри! Не сдох!
– Что грохнул? – командир отобрал у жертвы белогвардейцев кружку, хоть тот и не хотел отдавать.
– Помидоры. В них мышка заквасилась.
– Мясо, – сокамерник облизнулся.
Гвоздева перекосило.
– Тьху! Палий, ты здурив!
– Не знаю.
Гвоздев нырнул обратно в подвал. Командир вернулся с полной кружкой воды.
– На, только не залпом. Я твою блевотину убирать не буду.
– Нету здесь самогонки! – доложил Гвоздев, чем–то чавкая, – капуста только.
– Нету самогона, нету, на похоронах капитана Зеленцова весь выпили, – злорадно доложила бабка.
– И от чего ж он скончался? – командир просто млел от таких новостей. Так повезло!
– Вот этого бандита допрашивал! – бабка ткнула пальцем в никого не трогающего махновца, – а тот его и укусил, палец указательный откусил, с ногтем который. От у него и прикинулось. Сутки сердешный промучался.
Палий зыркнул на бабку. Кому заражение крови, а кому и два ребра сломали, когда били.
– И за постой мне даже заплатил, – бабка предавалась воспоминаниям о покойной контре, не обращая внимания на слушателей.
– Ага. Керенками, – неугомонный Гвоздев вытащил из–за иконы пучок банкнот.
Бабка потеряла дар речи и несколько секунд хлопала глазами.
– Зато ихний племянник со мной всегда здоровался!
– То не племянник, то племянница. Постриглась да форму нацепила, – мечтательно заметил Палий.
– От молодежь пошла! Разве ж так можно! От я в ее годы!
– Тю, та что тут такого? Ну в штанах, ну стриженая, так это удобно, меньше воши будут жрать, – Гвоздев с наслаждением почесался, – только ж погоны нацепила. Дура.
– Красивая, правда. Ох и красивая.
– Но дура. Умный человек погоны не нацепит.
– Умный человек и до большевиков не пойдет, а ты в разговорах красуешься, пристрелить ненароком могут.
– Ну не падлюка? – Гвоздев развел руками. – Пять минут назад подыхал, а теперь вякает себе как ни в чем не бывало.
Палий не ответил. Но Паша бы на месте Гвоздева куда–нибудь спрятался. И следовало уточнить одну вещь, хоть она и казалась очевидной.
– А какому политическому направлению я обязан жизнью?
– Я – эсер, вся эта вшивая орда – махновцы. Или были ими вчера. Гвоздев вот большевик.
– Меня исключили! За таинственное исчезновение партийной кассы еще до германской войны. И от Жлобы я сам ушел. Руками махать мастер, – Гвоздев поймал очередную вошь и давил насекомое с чувством, медленно и аккуратно.
Эсер зевнул.
– И кассу ты, конечно же, не брал.
