Когда Иисус потребовал от богатого юноши добровольной нищеты, то он знал, что здесь дано либо послушание, либо непослушание. Когда были призваны Левий от сбора податей, а Петр от сетей, то было несомненно, что Иисус был серьезен в этом призыве. Они должны были оставить все и следовать за Ним. Когда Петр был призван ступить на волнующееся море, то он должен был ступить, сделать шаг. От него было потребовано единственное — бросить себя ради слова Иисуса Христа, надежно сохранить это слово, как все сокровища мира. Силы, норовившие встать между словом Иисуса и послушанием, были в то время столь же велики, как и ныне. Разум противился, совесть, ответственность, пиетет, да и сам закон с писаными принципами пускали в ход все средства, чтобы предотвратить это беззаконное «увлечение». Но призыв Иисуса прорвал все это, и послушание было сотворено. Было явлено простое послушание.
Если бы Иисус Христос через Священное Писание сегодня обратился так к одному из нас, то мы могли бы рассуждать следующим образом: Иисус велит что-то совершенно определенное, это правда. Но если Иисус велит, то я должен знать, что Он требует не послушания закону, но хочет от меня лишь одного, а именно: чтобы я уверовал. Моя вера не связана с нуждой, богатством и тому подобным, более того, я могу верить и в нужде, и в богатстве. Но речь не о том, что у меня нет имения, а о том, что я пользуюсь имением так, как будто у меня его нет, я внутренне от него свободен, и мое сердце не принадлежит сокровищам. Итак, Иисус говорит: Продай имение твое! Но Иисус знает: не потому приходят к истине, что совершают внешний поступок, напротив, владей смиренно добром, но владей так, будто у тебя его нет. Не отдавай своего сердца земным благам. Наше послушание слову Иисуса могло бы состоять в том, что мы отклоняем простое послушание непосредственно закону, чтобы затем быть послушными «в вере». И в этом мы отличаемся от богатого юноши. Он мог успокоить свою печаль не тем, что сказал бы себе: Я хочу остаться богатым, несмотря на слова Иисуса, но внутренне я хочу стать свободным от богатства и утешиться — при всей моей недостаточности — отпущением грехов и в вере обрести единение с Иисусом; но он отошел с печалью и вместе с послушанием лишился и веры. Притом юноша был полностью искренен. Он отделил себя от Иисуса, и в этой искренности, конечно, заложено больше обетования, чем в кажущемся единении с Иисусом, покоящемся на непослушании. Из слов Иисуса с очевидностью явствует, что этот юноша внутренне не способен освободиться от своего богатства. Вероятно, юноша, будучи человеком серьезным и устремленным, тысячекратно пытался это сделать. Но что пытался он неудачно — показывает тот факт, что в решающий момент, он не смог повиноваться слову Иисуса. Но и в этом юноша был искренен. Мы же с нашей аргументацией вообще отличаемся от библейских слушателей слов Иисуса. Если Иисус говорит кому-то: Оставь все и следуй за Мною, брось ремесло, семью и отчий дом! — тот сознает: на этот призыв есть только ответ одного простодушного послушания, потому что этому послушанию придано обетование единении с Иисусом. Но мы могли бы сказать: Хотя призыв Иисуса «воспринят безусловно и строго», истинное послушание Ему состоит в том, что я как раз и остаюсь при моих трудах, в моей семье, — и там служу, притом будучи внутренне свободным. Но ведь Иисус мог бы призвать: Вон! — Мы же понимаем Его, как Он, собственно, и полагает это: Оставайся где есть! свободным так, как будто внутренне ушел. Или Иисус сказал бы: Оставьте заботы; мы, однако, разумели бы: конечно, мы должны заботиться и трудиться для наших домашних и для нас. Все прочее было бы безответственным. Но внутренне мы должны быть свободными от таких забот. Иисус мог бы сказать: Если кто ударит тебя по правой щеке, подставь ему левую; мы же склонны понять: Истинная любовь к брату как раз и может стать великой именно в борьбе, именно в ответном ударе. Иисус может сказать: Ступайте сперва к Царству Божьему; и мы можем понять так: Сперва мы, конечно, должны устремиться к остальным всевозможным вещам. Иначе как бы мы могли существовать? Пусть все соединит последняя внутренняя решимость — употребить все ради Царства Небесного. И везде та же самая, сознательная отмена простого, буквального послушания.
