Сердце сержанта | страница 85



ВОСЬМОЕ РАНЕНИЕ ИВАНА ПЛУЖНИКОВА

Лучше прийти с пустым рукавом,

Чем с пустой душой.

М. Луконин

Допев жалостную песню о молоденьком танкисте, сгоревшем в подбитой машине, человек с пустым рукавом перешел на заученную скороговорку:

— Папаш-шши и мамаш-шши, братишки и сестренки! Десять — двадцать копеек вас не разорят, а инвалиду пригодятся. Имею три тяжелых ранения, в том числе два легких... Спасибо, мамаша!.. Не на хлеб прошу — на сто грамм не хватает... Спасибо, браток!

Если песня предназначалась для чувствительных сердец, то развязная просьба о помощи адресовалась тем добрым людям, которые не осудят увечного за пристрастие к рюмочке. Мелочь, звеня, сыпалась в кепку. Подобно осенним листьям, падали мятые, грязно-желтые рублевки. Дойдя до конца вагона, однорукий привычным жестом ссыпал «выручку» в карман. Тут его поманил пассажир, до этого безразлично сидевший у крайнего окна за откидным столиком. Его редкие зачесанные назад волосы казались пепельными от ранней седины, черты лица были так резко очерчены, что шрам на щеке можно было принять за морщину, из-под рабочей куртки выбился воротничок отглаженной сорочки.

— И не стыдно? — спросил он однорукого.

— А что? — огрызнулся тот и кивнул на пустой рукав. — Имею полное право!

Опершись ладонями о скамейку, пассажир у окна одним движением повернулся на девяносто градусов, и стало видно, что у мужчины нет ног. Они отняты так высоко, как только можно было отнять.

— А чего ж другие не просят? — мужчина выдернул из кармана куртки заводской пропуск в серой твердой обложке. — Читай, паразит!

— Не волнуйся, Ваня! — немолодая полная женщина, сидевшая напротив, пересела к мужу. — Ты же знаешь, тебе нельзя волноваться!

— «Завод «Динамо» имени Кирова. Плужников И. С., электрообмотчик». — Пожав плечами, попрошайка вернул пропуск.

— Дальше, дальше читай! В каком году выдан — прочти. В сорок шестом. А сейчас какой? Пятьдесят девятый.

— Ну и что? Имеешь полное право просить.

Динамовец чуть не задохнулся:

— Шобы я, рабочий человек?.. И ты, ты взял бы у меня?

— А чего ж... Дашь — не откажусь.

Пальцы динамовца, вцепившиеся в край скамьи, побелели от напряжения.

Обнимая дергающиеся плечи мужа, женщина говорила ласково:

— Успокойся, Ваня! Ушел он, нет его. А у тебя давление поднимется, если будешь волноваться.

Однорукий уже пил свои сто граммов в станционном буфете, а мужчина у окна никак не мог успокоиться. Он то принимался ругать попрошайку, позорящего честное имя фронтовика, то клял людей, развращающих инвалидов милостыней.